Читаем От Данте к Альберти полностью

Одним из самых ярких представителей нового этапа в развитии гуманизма был Колюччо Салютати (1331–1406). Он — первый гуманист, которому именно поэтому предложили высокий и почетный пост: с 1375 г. и до самой смерти он являлся канцлером Флорентийской республики и ведал внешними сношениями коммуны. До него этот пост занимали клирики, после него — ряд гуманистов. Главное содержание жизни Салютати составляли ученые занятия и политическая деятельность. Благодаря тому, что Салютати прекрасно знал античную философию и риторику, обладал дипломатическим и литературным талантом, престиж его был высок даже в самые тяжелые времена, переживавшиеся Флоренцией.

Фанатичный почитатель античной культуры, поклонник «божественного Данте»{227} и Петрарки, друг Боккаччо, с которым он состоял в переписке, Салютати, став канцлером, способствовал проникновению гуманистических идей в широкую среду горожан. Современники по праву считали его главой всех гуманистов Италии. Подобно Петрарке он пишет сотни писем в разные города и страны. Его государственная и частная деятельность переплетаются; письма и инструкции послам и государственным деятелям, обращения к королям сходны с посланиями друзьям: и те, и другие изобилуют цитатами из античных авторов, упоминаниями эпизодов из. греческой и римской истории, пестрят именами языческих богов и героев. Возрожденная гуманистами классическая латынь (а Салютати почти никогда не писал по-итальянски) впервые стала благодаря канцлеру-гуманисту языком государственной переписки. У современников язык этого, по выражению хрониста Филиппо Виллани, «величайшего подражателя античным поэтам» вызывает восхищение. Более того, красноречие Салютати влияет на реальную действительность. Недаром Энео Сильвио Пикколомини, восхваляя флорентийцев за то, что они делают канцлерами знатоков гуманитарных наук, говорит о Колюччо: он «обладал таким красноречием, что Галеаццо, миланский государь (Джан Галеаццо Висконти. — М. А.), который на памяти наших отцов начал тягчайшую войну против флорентийцев, неоднократно говаривал, что послания Колюччо причиняют ему больше вреда, нежели тысяча флорентийских всадников»{228}. Так воплощалось в жизнь представление гуманистов о важной социальной роли риторики.

Занимая высокую государственную должность в период, когда над Флоренцией нависла смертельная опасность порабощения, Салютати выступает страстным защитником независимости родного города. Если в средние века преклонялись перед мировой Римской империей (преемниками которой считали себя и Карл Великий, и германские императоры), то Салютати возвеличивает Римскую республику и считает Флоренцию ее наследницей. Город неизменно изображается в его письмах и трактатах как оплот свободы для всех итальянцев. «Этот знаменитый город, цветок Тосканы и зерцало Италии… который, борясь за спасение Италии и свободу всех [людей], шествует по пути древнего Рима», — пишет он веронскому другу. Данная тема является центральной в его «Инвективе против вичентинца Антонио Лоски»{229}. Памфлет Салютати, написанный между 1397 и 1403 гг., содержит беспощадное обличение тирании, от которой, как он говорит, флорентийцы защищают всю Италию, служа единственной преградой на пути ее распространения. Флорентийский народ превосходит даже древних римлян своей отвагой и стойкостью в защите свободы, «которая является небесным благом…превосходит все богатства мира». Ты увидишь, обращается он к Лоски, «как тверды все флорентийцы духом в своем намерении защищать состоянием и оружием свободу, как жизнь, даже больше, чем жизнь, дабы оставить потомкам это наилучшее наследие, полученное нами от предков, неприкосновенным и незапятнанным»{230}.

В качестве канцлера Флорентийской республики, руководящего ее политическим курсом, он воспевает в «Инвективе» республиканский образ правления. Однако в теоретическом плане для Салютати главное — не форма государства, а то, соблюдается ли в нем принцип законности. В написанном около 1401 г. трактате «О тиране» Салютати заявляет, что иногда монархия предпочтительнее республики, так как легче переносить господство одного человека, чем все опасности, которые влечет за собой его свержение. В определенной политической ситуации такая замена республики монархией, которая приводит к установлению порядка и кладет конец гражданским войнам, даже необходима. «Нет большей свободы, чем подчиняться наилучшему государю»{231}. Его теоретические рассуждения во многом носят традиционный характер и местами напоминают аргументацию Данте в пользу монархии. Салютати проводит различие между дурным, жестоким «тираном» и «тираном», которого называют так лишь потому, что он захватил власть незаконным путем. Монарх должен обладать высокими нравственными качествами и мудростью. Тирана, не достойного стоять во главе государства (а Джан Галеаццо он считал именно таковым), народ имеет право устранить и даже убить. Салютати возвещает о праве граждан на тираноубийство.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза