– Ты тоже к Юрасику едешь? – удивился он и сел на мусорный бачок.– А как ты узнал, что его уже посадили в «четверку» под Кустанаем? Я тебе не говорил. Я никому вообще не говорил ещё. Мать знает да я. Мы одни. А я еду потому как уже полгода пошло. Свидание дали на двое суток. Братан же он мне. Родный. Я вот ему водки везу, пожрать, чаю десять пачек и «Казбека» шестнадцать коробок. Нет, уже пятнадцать теперь. Ну, ничё, пятнадцать тоже хорошо. А сидеть вообще-то я должен. Потому как лично я упёр вечером из ихней конторы, где он бухгалтером зарабатывает, телевизор цветной. «Таурас». Он у них один. В приёмной директора стоял. Мы с ним остались после работы по чуть-чуть вмазать портвешка, он потом уснул, а я взял этот телевизор и через три пересадки на метро до Перово допилил. Ничё! Никто не тормознул. Смотрел его три дня пока мусора не подплыли. Забрали телевизор обратно. А Юрасика следователь допросил на другой день. И дурак Юрасик сказал ему и бумажку подписал, что это он по пьяне телевизор домой отнес, потом вернулся ночью на работу, чего-то там по дебету покумекал и спать остался. Я на суде выступил и сказал, что Юрасик вводит суд в заблуждение. Что мы и сами не знаем, кто нам его домой привез. На руках такую тяжесть мы и вдвоем бы через всю Москву не дотащили. Но прокурор встал и сказал, что чистосердечное признание позволяет назначить Юрасику срок для исправления всего два года. Судья – шарах молотком по столу и говорит, что прокурор прав и можно уже Юрасика забирать. Конвой его вывел. А я к судье подошел и мамой поклялся, что меня судить надо, что я унёс телевизор этот чертов. А судья, грубый такой человек, без жалости к невиновным, сказал, что если я ещё раз сюда заявлюсь пьяный, то меня засадят на десять лет сразу. Дурак полный. Чего бы я в суд самоходом ещё раз пришел? Ну, ты ж видищь – нет справедливости негде. Я зажег спичку, запалил ему папиросу и похлопал его по плечу.
– Ты не переживай, – сказал я. – Тебя тоже посадят. Обязательно. Не завтра, так через год. А то и меньше.
– Тогда да! – всхлипнул мужик, пуская дым в разные стороны. – Тогда будет по закону. По справедливости. Я ведь должен сидеть!
– Должен, значит сядешь, – я затушил сигарету и пошел к проводнице в купе.
Она протирала салфеткой стаканы, подстаканники и мельхиоровые ложечки.
– Наталья, а когда мост-то будет знаменитый через Волгу?
-Ух, ты! – встрепенулась Наташа, кинув взгляд на часики.– Чуть не профукали мост. Через пять минут подъезжаем к Зеленодольску. А за ним сразу и мост тебе, и Волга-матушка, широка да глубока.
Она опустила окно у себя в купе-каморке и пальцем показала. Туда, мол, головы высовывай и наслаждайся.
– А чай кто обещал? Я за минуту выпью.
Пока она наливала заварку и кипяток, я сгонял к себе в купе, Супруги спали, оставив на столе недоеденные помидоры с огурцами, лук и кусок любительской колбасы. Я набрал со дна портфеля горсть пряничных крошек и побежал быстренько пить чай. Крошки ещё на бегу успел заложить в рот, потом запил сладкое и сытное месиво крепким чаем, сказал торопливое «спасибо» и высунул голову как можно дальше в окно.
На меня летел, пугая странным волнистым рельефом и блеском большого блестящего церковного купола, город Зеленодольск, прилепившийся одной своей окраиной к мосту через Волгу, а другой – к маленьким озерцам, заводям, березовым колкам и тоненьким ручьям-речкам, которым тоже хотелось, наверное, слиться с могучей рекой. А, может, им и на своих местах было хорошо. Глядя на аккуратный, даже на первый взгляд довольный собой и своим приволжским статусом городок, думалось именно так. Хотя выше по течению, совсем недалеко, жил совсем уж счастливый, богатый и огромный, красивый и древний город-былина Казань.
Через десять минут Зеленодольск улетел назад, а поезд бросился в тесные объятия моста. Наталья успела раньше рассказать, что называется он «Романовский мост». Или ещё «Красный мост».И что построили его в 1913 году, а с тех пор только раз, в двадцатых годах, что-то ремонтировали.
То, что я увидел, словами передается непросто. Но я попытаюсь.
Казалось, что внизу, под поездом, на двадцатиметровой высоте вообще ничего не было. Только спокойная тёмная вода медленно двигалась вниз к Каспию. На воде под поездом плавали рыбацкие лодки. Их было много, как будто рыбу гипнотизировал грохот поездов и она ловилась именно под мостом. Если бы не вертикальные арочные и трапециевидные фермы, если бы они не лезли в глаза с боков, то создавалось бы полное ощущение свободного полета огромной и громкой змеи-гиганта через исполинскую километровую волжскую ширь.