От Дуная до Лены

— Что тебе не сидится? — сказал мой хозяин. — Поживи денек-другой…

Как мне было объяснить ему, почему никогда не сидится мне в дороге, что гонит все дальше и дальше, с места на место. Сколько раз жалел я потом, возвращаясь домой, отчего не пожил еще день-два в Хиве, зачем уехал из-под Косоуц, но потом каждый раз снова бросал полюбившееся место и ехал дальше — повидать, успеть, ведь жизнь так коротка, а страна моя так огромна и так хороша…

Хозяева переправили меня на ту сторону, и, постукивая палкой по дороге, миновал я зеленое, пронизанное туманами и сыростью недавних дождей село Залывье.

У росстаней, где глядел в небо огромный деревянный крест, прилаженный каким-то стариком старовером, мне встретилась женщина в платке.

— Вам поспешить лучше, — сказала она. — А то вон идет морока…

Я взглянул на горизонт, где тучи уже слились в серую непроглядную массу, и заспешил по живописной долине ручья, а потом через поле в сторону Ломоносова. Однако, пока я дошел до села, развиднелось, и солнце теперь играло на свежих досках нового крыльца, на светлых песчаных барханах двинского протока Курополки, окаймляющей Куростров, где стоит бывшее село Мишанинское, давшее России академика Михайлу Ломоносова, профессора Михайлу Головина да скульптора Федота Шубина (а точнее, по здешнему, — Федота Шубных). Длинная улица села, застроенная такими же, как в Чухчерьме или Залывье, большими бревенчатыми домами, живописно протянулась вдоль высокого берега Курополки (протоки Двины тут часто называют Курьими). Особенно хороши здесь пески в обмелевшем русле Курополки, они тянутся то безмятежной пустыней, то ровными увалами, то холмиками, похожими на ленивых тюленей. В добротном деревянном доме среди зелени садика, где полтора века назад было основано народное училище, теперь музей. По преданию, на этом месте был дом крестьянина Василья Ломоносова, занимавшегося хлебопашеством, ходившего в Белое и Баренцево море да там и нашедшего свою смерть подобно тысячам других поморов, отчаянных рыбаков и землепроходцев. И даже среди этих незаурядных людей с Поморского берега особняком стоит могучая фигура самого Михайлы Ломоносова, с упрямостью избравшего путь труднейший, потому что нехоженый. Я брожу по садику, вокруг пруда, где Ломоносовы разводили рыбу для наживки, потом по чистеньким залам музея, мертвого, как большинство виденных мной музеев, неспособного оживить тогдашнюю Денисовку, быт отцовской избы, пыльный тракт и зимнюю дорогу, по которой тянулись зимой к Москве обозы с мороженой рыбой, звонкий бережок у Курополки, сенокосы, отчаянный морской лов, людские судьбы, и свадьбы, и смерти… Здесь все больше про цветное стекло. Впрочем, нет, вон стихи:

Здесь спорит жирна мгла с водой…

Это о тех холодных морях, в которые нам еще предстоит вести свои речные суденышки.

Мне вспомнился рассказ друга Ломоносова академика Штолина, записанный им со слов самого Ломоносова и относящийся ко времени возвращения М. В. Ломоносова из-за границы:

«На возвратном пути морем в отечество единожды приснилось ему, что видит выброшенного по разбитии корабля отца своего на необитаемый остров в Ледяном море, к которому в молодости своей бывал некогда с ним принесен бурею. Сия мечта впечатлелась в его мыслях. Прибыв в Петербург, первое его попечение было наведаться от архангелогородцев и холмогорцев об отце своем. Нашел там родного своего брата и, услышав от него, что отец их того же года, по первом вскрытии вод, отправился, по обыкновению своему, в море на рыбный промысел; что минуло уже тому четыре месяца, и ни он, ниже кто другой из его артели, поехавших с ним, еще не воротились. Сказанный сон и братние слова наполнили его крайним беспокойством. Принял намерение проситься в отпуск, ехать искать отца на тот самый остров, который видел во сне, чтобы похоронить его с достодолжной честью, если подлинно найдет там тело его. Но обстоятельства не позволили ему произвесть намерения своего в действо. Принужден был послать брата своего, дав ему на дорогу денег, в Холмогоры, с письмом к тамошней артели рыбаков, усильно их в оном прося, чтобы, при первом выезде на промысел, заехали к острову, коего положение и вид берегов точно и подробно им описал; обыскали бы по всем местам, и если найдут тело отца его, так бы предали земле. Люди сии не отреклись исполнить просьбы его, и в ту же осень нашли подлинно тело Василия Ломоносова точно на том пустом острове, и погребли, возложив на могилу большой камень. Наступившею зимою был он о всем оном извещен».

Из музея я пошел в косторезную мастерскую, где работают знаменитые холмогорские мастера-косторезы.