От Дуная до Лены

Югорский Шар… Небо здесь словно сжато плотным свинцовым куполом облаков, тяжелым, тесным и низким. На нем выделяются облака потемнее, точно приземистые горы. Попадаются и зловещие черные тучи, что сужаются книзу, точно атомный гриб, а над самым материком виден синий просвет: снова кажется мне, будто это окно к югу, туда, где над Средней Россией вольным шатром раскинулось синее летнее небо с белыми живыми облаками. Здесь же, в краю с суровым греческим названием Арктика, нет лета. Разве назовешь летом эту холодную и сырую кратковременную августовскую оттепель?

Караван наш вышел в Карское море. «Ледовый погреб» — так назвал это море натуралист Карл Бэр. Круглый год здесь плавают мощные льды, круглый год висят над морем тяжелые облака. Идем к северной оконечности Ямала, к острову Белому.

Около полудня встретили первые льдины. Вахтенные заметили кромку льда, и флагман круто повернул к северу. Право по курсу был даже виден сплошной лед, но мы прошли «чисто ото льда». Теперь льдов больше не видно, только изредка попадаются на темно-серой бугристой равнине моря рыжие и пегие, точно лошади, бревна, сбежавшие из сибирских рек. Качка усилилась, и я все чаще сижу на палубе, на знакомом мне по доброй сотне швартовок кранце, который при расставании подарили здешнему боцману Потапычу наши ребята с рефрижератора. Дима сообщил, что рефрижератор наш идет на завод в Печору, встанет там на ремонт. На Обь он попадет только через год.

Во второй половине дня «Бравый», вдруг круто развернувшись, пошел выручать «пэтээску», маленький рыбацкий рефрижератор; у них выбило толкатель топливного насоса. Эта рыбацкая «пэтээска» должна идти в Хатангу. Почти вся ее небольшая команда сейчас на палубе, отдают буксир — молодой старпом в красном норвежском свитере, бородатый радист «маркони», раскосый лихой боцман.

Взяв суденышко на буксир, мы идем к Белому.

У острова Белого наша стоянка затягивается: говорят, где-то у Диксона сильный ветер, до одиннадцати баллов. Я сижу у Кузьмы в радиорубке. Туда то и дело заходят синоптики. Каждые три часа они получают сводку погоды и садятся чертить синоптические карты.

— Штормовой выдался год, — ворчит Колесников, начальник архангельского бюро погоды, читая колонки цифр. Каждая строчка в такой колонке — это сводка, и в радиограмме их до черта, этих цифр и строчек. Диксон передал нам сейчас погоду больше чем полусотни метеостанций (те милые девчата с Колгуева тоже дали сводку). Теперь Колесников начертит карту, чтобы самому, не дожидаясь местных бюро погоды, предсказывать развитие атмосферных процессов. И тогда флагман примет решение.

— А почему столько штормов в этом году? — проявляет любознательность Кузя.

— Да вот не было выноса теплых масс с Атлантики, — загадочно говорит Колесников. — Преобладал меридиональный тип циркуляции — вторжение воздушных масс с Полярного бассейна.

Мы с Кузьмой понимающе молчим. Чертовски сложные вещи происходят в этих полярных морях, поди-ка предскажи. Вот пошла тогда вдруг океанская зыбь и погубила сразу два рефрижератора.

— Зыбь труднее всего предсказать, — говорит Колесников, задумчиво разглядывая карту, покрытую, точно срез дерева, какими-то неровными концентрическими эллипсами.

Колесников — опытный синоптик. Он с нашей экспедицией ходит уже восемь лет, и все же вот: всех обманула зыбь — и маленькие метеостанции, и снабженный электронными машинами огромный институт прогнозов.

«Скорей бы уж Диксон, — думается мне, — чтоб была работа, свои вахты». Но отхода пока не дают.

В один из дней стоянки у Белого все, у кого были ружья, выбрались на охоту. Я тоже поехал. Ружья у меня, конечно, не было, а просто хотелось постоять на твердой земле. Но земля оказалась вовсе не твердой: под ногами противно хлюпали мхи. Остров был плоский, зеленовато-рыжий, болотистый. У берега шла широкая белая песчаная полоса, на которой, точно гигантские кости, валялись обглоданные морем сучья и бревна.

— Ну и ботаника! — качал головой Кузьма.

Потом мы наткнулись на следы чаек. Следы были огромные, как гусиные, да и сами чайки здесь большущие и очень прожорливые. Если девушку сравнить с чайкой, она это, конечно, за комплимент примет: для горожан это нечто связанное с мхатовским занавесом, а вовсе не с этими толстыми обжорами, что трескают в три горла всякую гадость за кормой.

Охота была неудачная. Зато на «омике», который перевозил нас на остров, я опять повидал земляков, студентов МВТУ, которые нанялись матросами на каникулы — подзаработать и посмотреть свет. Похоже, что они уже всего насмотрелись и хотят скорее на берега Москвы-реки.