От Дуная до Лены

Уже потом я прочитал о трагедии Тессема. Она и страшна, и загадочна. Еще летом 1920 года норвежское правительство начало искать Тессема и Кнудсена, пропавших участников экспедиции Амундсена, которых тот послал в Диксон. В начале 1921 года поиски эти продолжала совместная советско-норвежская экспедиция, и только в августе Бегичев обнаружил у мыса Приметного остатки костра, жестянки из-под консервов, гильзы, рукоятку ножа, а среди головешек — обуглившиеся человеческие кости и череп. Это был Кнудсен. Арктика хранит и тайну трагической смерти Тессема.

При взгляде на этот памятник невольно вспоминаются сотни других подвигов и трагедий, десятки Имен — русских, норвежцев, англичан, голландцев, имена тех, кто погиб, осваивая эту негостеприимную землю и этот суровый морской путь, о котором после неудачи Крузенштерна в 1862 году отчаявшийся Литке написал: «Морское сообщение с Сибирью принадлежит к числу вещей невозможных».

От памятника открывается великолепный вид на гладь бухты: там, внизу, наши «омики», паромы, самоходки, танкеры и установленные на лихтеры «ракеты» для Енисея — те самые, что мы перегоняли через Черное и Азовское. А дальше — морские транспорты, ледоколы, енисейские речные теплоходы.

Лет восемьдесят с лишком назад Норденшельд писал:

«Я надеюсь, что гавань эта, ныне пустая, в короткое время превратится в сборное место для множества кораблей, которые будут способствовать сношениям не только между Европой и Обским и Енисейским речными бассейнами, но и между Европой и Северным Китаем».

Норденшельд-то и присвоил гавани имя Диксона, одного из трех промышленников, снарядивших его экспедицию в Арктику в 1875 году. До самого 1932 года в Диксоне жило всего восемь человек, обслуживавших радиостанцию. Строительство порта началось годом позже, а еще через год стал строиться и поселок.

Мы идем в гору, к «центру». Деревянные мосточки поднимаются над какими-то стоками, обшитыми досками. Маленький зеленый домик — райком комсомола, потом магазин с романтической надписью: «Диксонторг». Вот, пожалуй, и весь город. Два десятка двухэтажных деревянных домиков. По случаю оттепели городок утопает в грязи, но по деревянным мосточкам и по брошенным в грязь камням вполне можно передвигаться. Однако диксонцы не теряют надежды преобразить поселок, и плакаты на стенах бараков призывают превратить Диксон в город-сад.

Мы нашли в арктическом Диксоне почти все, чем обычно дарит городская цивилизация: и клуб, и библиотеку, и магазины. Только столовая была особенная — цветные жители питались в ней бесплатно.

Вообще отношение к Диксону меняется. Еще до войны поездка сюда, судя по тогдашним очеркам, Считалась корреспондентским подвигом, а теперь — это всего-навсего туристская прогулка. В буквальном смысле слова: сюда ходит туристский теплоход и Диксон включен в енисейский туристский маршрут.

Почта была закрыта по случаю воскресенья, и парни с ледокола, вместе с которыми мы изведали всю горечь этого открытия, пригласили нас осмотреть «Ермак». Мы охотно согласились. Еще бы, старикашка «Ермак», ему уже шестьдесят пятый год. Ребята говорят, что его не сегодня-завтра переведут на «пенсию».

Ведь это «Ермак» привел «Аврору» в устье Невы в 1917 году. Вообще заслуг у него много, и рубка его украшена огромным орденом. Построен он был по проекту С. О. Макарова, который писал, что ни одна нация не заинтересована в ледоколах больше нас. Уже в последнюю зиму прошлого века ледокол провел в Таллин и из Таллина четыре десятка судов, потом спас «Адмирала Апраксина», еще позже снял папанинцев со льдины — всего не перечислишь.

В кают-компании «Ермака» — красное дерево. Мы лазим по уютным комсоставским каютам, а потом попадаем в общий кубрик: в большом зале двухэтажные койки — «вагонки», всего человек на тридцать. Это для кочегаров, их на судне шестьдесят пять человек, и для матросов; одни спят после вахты, другие только собираются на вахту; не особенного здесь уютно. Интересно, зачем столько кочегаров?

Впрочем, это стало понятно, как только мы попали в котельную. Ба, да это настоящий морской музей, действующая модель корабля прошлого. Гудят десять огромных котлов, алчно разинуты десять топок, расположенных на уровне груди. Четким отработанным движением кочегары поднимают на лопате уголь и толкают в топку. Другие подвозят уголь на тачках; из них многие раздеты до пояса и все же обливаются потом. Вот оно, значит, как это — «дверь топки привычным толчком отворил…». Так ему ж и правда пора в музей, этому прожорливому «Ермаку» вместе с его допотопным представлением о кочегарах и его каютной иерархией.