От Дуная до Лены

Вечером крупнобитых льдов стало совсем много. Массивной подводной частью они нещадно лупят нас то по правой, то по левой скуле. Суда маневрируют, стараясь по черным разводьям обойти самые крупные льдины. И в конце концов, разбросанные в беспорядке и повернутые в разных направлениях, суда каравана замирают среди льдов. Затерло. Недаром же писал С. О. Макаров, что «мореплавание через Карское море без помощи ледоколов невозможно». Вон подходит спасатель «Капитан Афанасьев», штаб проводки срочно послал его на выручку. Вместе с «Бравым» они мало-помалу выводят нас на чистую воду. Сколько уже раз долбануло нас этими льдинами; беспокоимся, не погнуло ли насадку. Корпус у нас довольно прочный, вот танкерам тюменским приходится хуже: у них обшивка, как на моем прежнем рефрижераторе, — всего 4,5 миллиметра.

В полночь заступаю на вахту. Называется она очень выразительно: «собачья вахта» — с 12 до 4 утра. Стоять ее трудно, да и потом не дадут выспаться.

Вахту мы стоим вместе с Женей и капитаном. Около двух часов ночи прошли остров Белуха. Молчаливый наш «кэп» вдруг разговорился. Сказал, что тут, у Белухи, был потоплен «Сибиряков», мирный ледокол, герой Арктики, еще тридцать лет назад совершивший сквозное плавание в одну навигацию, за шестьдесят четыре дня. А погиб он в сорок третьем, как раз в эту пору. «Карманный линкор» немцев «Адмирал Шеер» прорвался тогда в Арктику и в Карском море встретился с «Сибиряковым». «Сибиряков» вез на Новую Землю дом для метеостанции. Немцы предложили им прекратить работу радиостанции, застопорить ход и сдаться. И тогда сибиряковцы решили задержать линкор и предупредить тем временем наш караван, стоявший у пролива Вилькицкого. Бой был, конечно, неравный. «Сибиряков» горел, и экипаж отстреливался до конца. Потом старший механик, думая, что капитан погиб, простился с командой и приказал открыть кингстоны. Здесь где-то могила «Сибирякова», у Белухи. Пятнадцать человек вместе с боцманом тогда попали в плен. А один кочегар спасся, добрался до острова и продержался здесь в одиночестве не больше не меньше как тридцать семь дней. Невероятную силу тут люди обнаруживают…

За Белухой мы снова вошли во льды. Снова стали петлять по черным разводьям, уклоняясь от льдин, у которых угрожающе зеленела мощная подводная часть. Но уйти не удается: мы задеваем льдины боками, иногда даже налезаем на них и таскаем их под форштевнем. Капитан то и дело выскакивает на мостик и бежит на корму посмотреть, не забилась ли в насадку льдина, а то «полетит» винт. Льдины вылезают из-под корпуса в ссадинах, в черных и красных пятнах. Капитан отобрал у меня руль и теперь сам маневрирует между льдами.

Мы замедляем ход до самого малого, работаем одной машиной, даем задний ход. Скрежет железа, трущегося о льды, удары в скулу… Как там держится корпус?

Льдины стали сиреневыми, на черных разводьях появились багровые отблески — светает. В облаках встает багровое солнце. По правому борту прошел остров Ударник. И вдруг впереди между льдинами показалась черная голова нерпы. Так странно видеть живое существо, спокойно и, словно бы распарившись, плавающее в ледяной воде среди льдов этой белой пустыни. Издали кажется, что там в воде какая-то девушка с черными распущенными волосами. Она ни разу не обернулась и не обращает никакого внимания ни на неповоротливые скрежещущие железные чудища — белые, черные, красные, ни на нас, двуногих покорителей Арктики.

В полдень против острова Правды льды снова начинают лупить по корпусу. Потом примерно около часа мы идем по чистой воде, а потом снова — крупнобитые льды. За полсуток мы прошли миль пятьдесят. Говорят, это еще много.

Вот так, по рассказам, наши и ползают во льдах по полмесяца. А перед этим стоят полмесяца, «ждут обстановки». Пресная вода подходит к концу, все на свете успевает осточертеть. Льды бьют по обшивке. А потом — ледяная вода, цементные ящики, стынущие на морозе помпы.

Эти рассказы я вспоминаю, стоя с капитаном на вахте. Он опять сам на руле, никому сейчас не доверяет. А мы с Женей мерзнем в телогрейках: красноярские строители забыли провести в рубку отопление.

Не пошел бы только ветер с севера, а то начнется сжатие льдов. Тогда что там наши речные коробочки, эти льды морские транспорты давят и даже ледоколы. Потому-то синоптики и следят все время за ветром. Круглые сутки щебечут морзянкой метеостанции, мудрует под картами штаб ледовой проводки, кружат над льдами самолеты ледовой разведки. Чтоб мы могли идти себе с дерзостью на речных самоходках среди арктических льдов.

Под вечер я снова заступаю на вахту. С сумерками льды начинают синеть. Потом кровавое солнце сплющилось, как ртутный шарик, и — бульк! — нырнуло за море. Пошла чистая вода, и неразговорчивый наш «мастер» уступил мне руль. А еще через час на вахту заступил Иван Илларионович, веселый южный человек. С ним стоять одно удовольствие, что-нибудь да расскажет. Например, про полярные воды. И про звериные нравы. И про эпоху Возрождения.