Рассмотренные выше тенденции и обусловили серьезный перелом в сознании большей части российского истеблишмента, который под воздействием реальных факторов впервые за годы реформ перестал рассматривать Б. Ельцина как своего безусловного лидера. По своему значению и последствиям этот перелом мог быть сравним разве что с изменениями мая 1998 года, когда в результате резкого подъема забастовочного движения Б. Ельцин утратил авторитет в массовом сознании большинства населения России.
Косвенным подтверждением осеннего перелома стали заявления не только ранее близких президенту политиков, например, Ю. Лужкова, но и высокопоставленных чиновников федеральной исполнительной власти. Выступая во Владимире, первый вице-премьер В. Густов признал необходимым реформу Конституции РФ, дающей слишком много полномочий президенту и ставящей правительство в зависимость от его настроения.
Однако при этом наблюдатели отмечали, что психологически российская элита, утратив авторитет одного лидера, неизбежно, в силу восходящей еще к советским временам традиции, отчетливо «сделала запрос» на нового вождя, чьи претензии на эту роль на первых порах не обязательно должны были быть подкреплены институционально. Данный фактор практически и обусловил процесс самовыдвижения российских политиков в президенты, который в СМИ получил характеристику очередного фальстарта президентской избирательной кампании. Эта активность имела своим адресатом прежде всего различные фракции и круги истеблишмента и потому ориентировалась на ускорение процессов размежевания и консолидации в его среде. Выдвигавшиеся политические лозунги вроде лево- и правоцентристских коалиций играли роль лишь внутриэлитных идентификационных знаков и в наименьшей степени были обращены к широким общественным слоям.
Ослабление политических позиций президента и его администрации сопровождалось ростом внимания со стороны экспертных и политических кругов к фигуре премьер-министра и к деятельности правительства. Из всех возможных претендентов на роль преемника Б. Ельцина на президентском посту Е. Примаков действовал наименее откровенно и прямо, но с достаточно весомым эффектом. Он сумел добиться заметных успехов в превращении правительства в самостоятельную структуру, фактически неподотчетную президенту и его администрации, и в консолидации вокруг кабинета и его главы российской политической элиты.
Несмотря на то что Е. Примаков неоднократно публично опровергал мысль о наличии у него каких-либо президентских амбиций и о возможности своего участия в следующих президентских выборах, он тем не менее превратился в фаворита ряда СМИ, которые стали активно тиражировать данные социологических опросов, где заметным был рост его популярности как вероятного кандидата в президенты.
Ряд элитных группировок в федеральном центре и в регионах продолжали внимательно присматриваться к этой фигуре и давали понять, что достаточно высоко оценивали шансы Е. Примакова в качестве возможного преемника Б. Ельцина. Так, авторитетный президент Татарии М. Шаймиев также заявил в одном из своих интервью, что считает Е. Примакова вполне реальным кандидатом в президенты РФ. Иными словами, не было лишено оснований предположение, что элита хотела увидеть в фигуре Е. Примакова лидера, который в перспективе мог стать альтернативой основным претендентам (Г. Зюганову, А. Лебедю, Ю. Лужкову и Г. Явлинскому) на пост главы государства, в отношении которых истеблишмент, по-видимому, не был способен пока прийти к консенсусу.
Превращение Е. Примакова в одного из наиболее реальных претендентов на роль лидера российской элиты обусловливалось рядом обстоятельств.
Многими политиками Е. Примаков уже в силу своего положения воспринимался как «дублер президента», о чем высказался Г. Явлинский. Это автоматически заставляло оценивать фигуру премьера с точки зрения будущих президентских перспектив. Особенно знаковой для российских СМИ была поездка Е. Примакова в Австрию на саммит Европейского Союза, в ходе которой в российской прессе прочное место занял лозунг: «Е. Примаков — это (уже почти) Б. Ельцин сегодня». Это было с энтузиазмом воспринято рядом политиков, нашедших благодаря ему новый информационный повод «выделиться» из общей массы. Например, В. Черномырдин, который немедленно начал делать заявления о необходимости введения поста вице-президента, но, пользуясь двусмысленностью момента, не пояснил, кого — себя или Е. Примакова — он видел на этом посту.
Анализируя действия главы кабинета, наблюдатели отмечали, что он во все большей мере адаптировался к новой ситуации, складывавшейся в российской политической жизни в связи с начавшимся поиском элитой нового лидера, способного заменить Б. Ельцина.