От Голливуда до Белого дома

Я тогда полетел в Париж и посмотрел коллекции. Меня встретили очень любезно и бесплатно пригласили на все показы (обычно, чтобы туда попасть, гость должен приобрести не меньше двух туалетов или заплатить эквивалент их стоимости; это правило строго соблюдается, чтобы оградить себя от тех, кто пришел воровать чужие идеи). Некоторые из знаменитых кутюрье даже отводили меня в сторонку и предлагали работать вместе.

В мои обязанности входил также выбор аксессуаров для миссис Кеннеди — но мы использовали очень мало драгоценностей и других украшений, которые могли бы отвлечь от аскетической простоты ее туалетов. Зная, как восхищается Джеки Баленсиагой, я приобрел для нее два платья из его новой коллекции. Мне они очень понравились, а вот ей — нет. «Вы нарочно выбрали два самых неудачных платья», — сказала она мне.

«Это не так, — ответил я. — Во-первых, Баленсиага, как и любой другой дизайнер, включает в коллекцию только те модели, которые нравятся ему самому. Во-вторых, они мне самому понравились, и я надеялся, что они и вам придутся по душе».

Но Джеки продолжала на меня дуться, пока через несколько недель ее сестра не появилась в одном из этих платьев, которое она тоже выбрала на показе Баленсиаги. Это еще раз подчеркнуло верность утверждения, которое я всегда старался донести до Джеки: в моде господствует субъективный подход.

У Джеки был свой взгляд и на мой имидж в качестве ее официального модельера. Она считала, что теперь я должен удалиться в башню из слоновой кости и только иногда выходить оттуда, чтобы сделать программное заявление в качестве гуру моды и непререкаемого арбитра вкуса. Это, конечно, было очень лестно. Я лично считаю, что к моде нужно относиться серьезно, но без излишнего придыхания. Мода — это прикладное искусство, призванное отражать и украшать. В ее власти подчеркнуть достоинства подлинного произведения искусства — женщины, которая носит одежду. Джеки была согласна, что мода обладает даром предвидения, а элегантность — это внутреннее состояние. Мода является зеркалом нашего времени и рупором будущего, она должна находиться в постоянном движении.

Я был категорически против того, что предлагали мне в то время некоторые мои коллеги — использовать свой новый статус в широких производственных масштабах. «Послушай, — говорили они мне, — настанет день, когда он больше не будет президентом, и ты пожалеешь об упущенных возможностях. Ты слишком им потакаешь».

Я же считал, что моя нынешняя роль была большой честью для меня, и продолжал жить и вести бизнес, как раньше.

Правильность избранного мною пути подтвердилась вскоре после инаугурации: стиль Джеки оказал немедленное влияние на мировую моду. Казалось, в том году все парижанки надели лаконичные платья А-силуэта, шляпки-таблетки, лодочки на средней высоты каблуке и сделали прическу с начесом. Впервые в истории мода, зародившаяся в Америке, охватила весь мир. Моя роль в создании этого образа упоминалась часто, и я стал первым американским дизайнером с международной известностью. В США конкурентов у меня не было. 25 октября 1961 года Юджиния Шеппард[214] написала в своей колонке: «Согласно последнему опросу Тоба, самое известное в американской моде имя — Олег Кассини».

Парижу, конечно, было трудно с этим примириться. Особенно переживал мсье Живанши, который совершил недостойный его таланта поступок, распустив ложный слух, что Ли Радзивилл покупает его туалеты для своей сестры, а я потом выдаю их за свои. Когда Джеки об этом узнала, она прислала мне письмо, в котором говорилось: