От Голливуда до Белого дома

Она отвезла меня в район Греймерси-парк. Как только я зашел в дом, я влюбился в него с первого взгляда. В Нью-Йорке ничего подобного просто не было: голландский дом XVI века, по кирпичику перевезенный из Европы семьей Уэллс Фарго[229] в начале XX века. В гостиной были двадцатифутовые (около шести метров) сводчатые потолки, витражные окна, во многих комнатах — резные деревянные панели. Дом был абсолютно пустым, без какой-либо мебели, пыльным и грязным. Он нуждался в покраске. Мне он показался похожим на красивую девушку, которая с новой прической и в новом платье будет блистать. И, что еще важнее, он своим временем постройки и стилем напомнил мне об особняке, в котором я вырос во Флоренции. Я почувствовал, что вернулся домой, тут же купил его и следующие несколько лет занимался отделкой. Скоро интерьеры дома стали выглядеть так, как я мечтал — в духе флорентийского палаццо XVI века.

Новый дом стал источником вдохновения и для моей работы, и я решился на то, чего прежде никогда не делал. Я создал скоординированную линию товаров для всех пятнадцати франшиз, что у меня тогда были. Их объединила общая тема: Ренессанс от Дома Кассини. Для рекламной кампании меня сфотографировали на фоне окна моего нового жилища, в окружении платьев в стиле Ренессанс, мужской одежды, перчаток, обуви, украшений, мехов, чулок и белья.

^{Съемка в рекламе колготок}

Франчайзинг продолжал развиваться, и вскоре моему примеру последовал Пьер Карден, которого я всегда считал талантливым дизайнером и бизнесменом. Потом к нам присоединились другие дизайнеры, Джон Уэйтс и Билл Бласс. Нашу четверку специализированное издание по вопросам мужской одежды Daily News Record назвало отцами-основателями франчайзинга в мужской моде. К середине 1960-х роль дизайнера как создателя единственной категории одежды — платьев, костюмов или пальто — стала неактуальной.

Линия Ренессанс и последовавшие за ней эксперименты заставили по-новому взглянуть на нашу профессию. Отныне дизайнер становился автором общей концепции, арбитром элегантности, человеком эпохи Возрождения. Я никого не уговаривал на подписание лицензий, производители приходили ко мне сами, и я гораздо чаще отказывался от их предложений, чем соглашался. Лицензии могли продлеваться или не продлеваться; не каждый произведенный продукт имел успех. Иногда у меня бывало до пятидесяти действующих лицензий, а это означало — семьсот или восемьсот наименований товаров с моим именем. Конечно, я не мог работать над дизайном каждого из них. У меня была своя команда, я подкидывал им идеи, всегда придумывал общую концепцию, но просто не мог всем заниматься лично. За несколько лет я создал настоящую империю. Доходы от розничной продажи достигли 350 миллионов. Лицензирование повлияло на все модные бренды, но лучшие из них сохранили свое лицо.

В некотором смысле 1960-е были самыми яркими годами моей жизни, особенно в профессиональном и социальном смысле. Я находился в авангарде грандиозных изменений, которые происходили не только в моде, но и в обществе. В Нью-Йорке угасала классическая светская жизнь со строгим дресс-кодом. Закрылись «Сторк», «Эль Морокко» и другие, некогда популярные клубы. На смену им приходили новые места развлечений с раскованной, бесшабашной атмосферой, к созданию которой я, к своему немалому удивлению, тоже приложил руку.

^{Реклама фирменной марки}

Революция началась незаметно, на отдаленной ферме в Уоррене, штат Вермонт, где я провел несколько спокойных недель зимой в конце 1950-х. Я нередко так поступал, да и теперь делаю это при первой возможности: уезжаю в глушь, чтобы собраться с мыслями, подвести промежуточные итоги и подумать о планах на будущее. В ту зиму я часто глядел из окна фермерского домика на гору напротив, где только что построили единственный подъемник. Смотрел долго, пока меня не осенило: если не обязательно ездить в Европу за модными новинками, то зачем обязательно ездить в Европу, чтобы покататься на лыжах? Об успехе Аньелли с его горнолыжным курортом Сестриере я никогда не забывал. Конечно, Грин-Маунтинз — это не Альпы и даже не Скалистые горы, но зато до них удобно добираться из Нью-Йорка и Бостона. Я решил позвонить брату, который тогда пребывал в расцвете своего могущества в качестве колумниста Чолли Никербокера.

«Это совершенно неосвоенная территория, — сказал я ему. — Мы можем быть первыми. Используя наши с тобой светские связи, мы сумеем сделать тут самый модный горнолыжный курорт на востоке страны».

Так родился Шугарбуш.