Вместе с баронессой и ее спутником, неким Постом, мы отправились в гости к девушке в ее огромную квартиру на Пятой авеню в районе Семидесятых улиц. Выглядела квартира довольно пустой, как будто в нее только что въехали или, наоборот, собирались уезжать. Обстановку гостиной составляли большой диван, кабинетный рояль и бар из хрусталя, на полу лежал кашмирский ковер в бежево-синих тонах. Стены были голыми, и ни одного предмета искусства я в комнате не заметил. Атмосфера была чинной и строгой. Дворецкий предложил нам шампанского, пока мы сидели и беседовали в ожидании хозяйки. Ее поведение показалось мне невежливым, но я не знал, что это была подготовка к торжественному выходу.
Внезапно дверь распахнулась, и перед нами предстала очень бледная рыжеволосая девушка ростом пять футов и пять дюймов (1 м 65 см) вместе с каблуками, одетая в неглиже из белого атласа и меховую горжетку. Она курила сигарету в длинном мундштуке. Девушка была очень хорошенькой, но красота ее казалась искусственной. Она была сильно накрашена, длиннющие ресницы никак не могли быть настоящими, щедро покрытые лаком волосы лежали волосок к волоску. В ней не было свежести и естественности, которые я так ценил, скорее своим обликом она напоминала загримированный персонаж театра кабуки с рыжими волосами.
«Мерри Фарни», — провозгласила она и протянула мне руку для поцелуя.
Она присела рядом с нами и тоже стала пить шампанское. Сначала она меня игнорировала, сосредоточив свое внимание на баронессе, только спросила: «Вам нравится Нью-Йорк, граф Кассини?» Обращаясь ко мне, она всегда будет употреблять графский титул. Постепенно она переключила внимание на меня, у нас завязалась беседа, и баронесса со своим спутником Постом вскоре тактично удалились. В разговоре Мерри перескакивала с темы на тему, упоминала много громких имен, болтала о пони для игры в поло, о Биаррице и тому подобном.
Она спросила: «Граф Кассини, вы сейчас играете в поло?»
Я рассмеялся в ответ: «Но, мисс Фарни, сейчас у меня нет на это времени. Я же работаю».
«О…
«Да, конечно, — согласился я. (В разговорах такого рода всегда нужно соглашаться с тем, с чем вы не согласны.) — Но даже в Европе ситуация изменилась: мужчины теперь вынуждены работать, особенно если у них не много денег».
«Как это скучно, — протянула она. — И как по-американски! Граф Кассини, вы ведете себя, как типичный занудный американец».
«Разумеется, — ответил я, представляя, как прекрасна была бы моя жизнь, если бы она хоть отдаленно напоминала ту, что она для меня нафантазировала. — Ведь в чужой монастырь со своим уставом не лезут».
«Сегодня я устраиваю вечеринку в „Эль Морокко“, — внезапно сменила она тему. — Не хотите к нам присоединиться?»
Так это все началось. Никакая искра между нами не проскочила. На следующий день я позвонил баронессе и откровенно ей об этом сказал. «Думаю, что девушка тоже мной не особенно заинтересовалась. Тому не было никаких свидетельств».
«Я знаю, что вы ей нравитесь, — ответила баронесса. — Вы произвели на нее большое впечатление. Мой вам совет: поухаживайте за ней, она чудесная девушка».
Я обычно приходил к Мерри к 8 часам вечера, ждал несколько часов, пока она соберется, и мы отправлялись в «Эль Морокко» с компанией из десяти — двенадцати человек. Первые два вечера я платил за всех и совершенно истощил свои ресурсы. «Мне неловко поднимать эту тему, — вынужден был сказать я, — но из Италии разрешается вывозить очень ограниченную сумму наличных. Поэтому я не могу себе позволить каждый вечер проводить в таких клубах. Я с удовольствием пригласил бы тебя в маленький ресторанчик, где мы можем спокойно поговорить. Нам же никогда не удается это сделать. Я захожу за тобой, мы отправляемся в клуб в компании чужих мне людей, и я чувствую себя лишним».
«О, как же я об этом не подумала, — сказала она. — Не тревожься по пустякам. Эти дурацкие ограничения на ввоз наличных — такая засада! У меня тоже все время проблемы с поступлением денег от трастовых фондов. Давай так: я буду платить за всю компанию, когда мы развлекаемся с моими друзьями, ведь их приглашаю я».