Это было очень мило с ее стороны. Надо сказать, что пока ничего особенно романтического между нами не происходило, казалось, ее совсем не интересовала эта сторона жизни. Но тем не менее наши отношения продолжали развиваться. В один из уик-эндов я участвовал в теннисном турнире в Ньюпорте, и этот факт произвел на нее сильное впечатление, когда она приехала за меня поболеть. Мой социальный статус вырос в ее глазах. В тот вечер мы вместе ужинали и выпили много шампанского. Она наговорила мне кучу комплиментов, сказав, что я заслуживаю лучшего и должен жить, как настоящий граф — иметь своих лошадей для игры в поло и прочие атрибуты жизни титулованной знати. Она, как я понял позже, пыталась завоевать меня теми же способами, которыми я обычно завоевывал девушек, с одной только, но очень существенной разницей: у нее не было ко мне никаких чувств. Я должен был стать всего лишь ее очередным трофеем. Сам я никогда к женщинам так не относился. Да, Мерри Фарни оказалась одним из немногих по-настоящему плохих людей, которых я встречал в жизни.
Я был ею заинтригован, но головы не терял и терзался сомнениями. Мы обсудили ситуацию с мамой, которая как раз приехала на несколько дней в Нью-Йорк, как она часто делала, чтобы проведать меня. Я рассказал ей о своем романе с мисс Фарни. Мама умела читать между строк. Она почувствовала, что мы друг другу не подходим, и всячески пыталась меня отговорить. «Не надо жертвовать собой, — сказала мне она. — Надеюсь, ты не ослеплен блеском ее денег, потому что, как ни трудно тебе сейчас, какой безнадежной ни представляется ситуация, все у тебя наладится. Ты еще очень молод, и все недостижимые сейчас вершины легко покорятся тебе со временем».
Как жаль, что я ее не послушал! Но я тогда находился в плену болезненной зависимости, которую часто путают с любовью. Я никогда не испытывал к Мерри Фарни такого светлого чувства, как любовь, но познал ее темную сторону: я был ею заворожен. Мерри было двадцать пять, она была очень красива и очень богата, и я чувствовал, что увязаю все глубже.
Как-то вечером в начале сентября она мне сказала: «У меня есть
Помню, что я тогда подумал:
Времени на размышления она мне не оставила. «Я все продумала. Мы прямо сейчас сбежим в Мэриленд. У меня есть самолет».
Я позвонил брату, который согласился встретить нас на летном поле и стать моим шафером. Потом позвонил маме, которая сказала: «Что ж, это твое решение. Надеюсь, все у вас получится».
Мерри сама управляла самолетом. Я в первый раз летел на маленьком частном самолете и чувствовал себя очень некомфортно. Я тогда не знал, что в 1931 году по вине Мерри произошла авиакатастрофа, в которой погиб пилот. Вообще, как выяснилось, я многого не знал о Мерри Фарни. Мне было известно, что она богата, что свои миллионы она унаследовала от дедушки, доктора Паркера Фарни из Чикаго, который изобрел и запатентовал сироп от кашля. Я знал, что она раньше была замужем за бароном Артуро Берлингиери, кузину которого, Надю Берлингиери, я одевал в Риме. Мерри сказала, что развелась с бароном, потому что он оказался настоящей скотиной. И это все, что мне было известно, но вскоре мне предстояло узнать о ней гораздо больше.
2 сентября 1938 года нас поженил мировой судья в городе Элктоне в Мэриленде. В Нью-Йорк мы возвращались ночным поездом в полной тишине. Она казалась опустошенной, как будто только что усердно занималась любовью. Собственно, возбуждение от нашего приключения и было для нее суррогатом оргазма. Она курила сигареты, одну за одной, c видом полного сексуального удовлетворения. Я же был угнетен и чувствовал, что меня использовали. До меня начал доходить весь ужас ситуации: теперь я был женат на этой дымящей, как паровоз, девушке, с которой мы толком ни разу не поговорили. Она стала графиней Кассини. Мы приехали в Нью-Йорк на рассвете и отправились в ее квартиру, где в полном изнеможении разошлись по разным спальням. Вот такое начало медового месяца.
Наутро все таблоиды вышли с заголовками: «Сумасбродная миллионерша Мерри Фарни выходит замуж в четвертый раз!»