От Голливуда до Белого дома

Через десять лет в Нью-Йорке я познакомился с привлекательной рыжеволосой женщиной и пригласил ее на свидание. В тот вечер она сказала мне: «Я была большой поклонницей вашей жены. Во время войны я служила в звании сержанта в морской пехоте; наша часть была расквартирована недалеко от Лос-Анджелеса. Когда я узнала, что Джин Тирни должна появиться в голливудской столовой, я просто не могла не пойти ее повидать, хотя в нашем лагере была эпидемия краснухи, и я должна была сидеть в карантине. И я пошла и пожала ей руку».

Меня как обухом по голове ударили. Неужели эта женщина так вот походя разрушила нашу жизнь? Эта информация жгла меня изнутри, я не знал, что с ней делать. Сначала я хотел позвонить Джин и все ей рассказать, но к тому времени ее состояние было слишком шатким, и я решил ее не тревожить.

Невероятно, но еще через несколько лет я узнал, что к тому времени Джин тоже успела познакомиться с этой женщиной. Они повстречались на теннисном корте в Лос-Анджелесе, и Джин услышала от нее эту же историю. Реакция у нее была такой же, как у меня — состояние шока, но она не сказала той женщине, какую беду она навлекла своим необдуманным поступком. Зачем? Что это могло изменить? Но практически нулевые шансы на возможность двух таких терзающих душу случайных встреч наводили меня на мысль: уж не тяготело ли над нами страшное проклятие? Чем мы провинились, за что нам было суждено это наказание?

Позже историю Дарии Агата Кристи положила в основу своей книги «Разбилось зеркало, звеня». Там главная героиня, известная актриса, убивает женщину, заразившую ее во время беременности краснухой, в результате чего она родила умственно отсталого ребенка. Если бы все в жизни решалось так просто, если бы убийство могло облегчить нашу боль… Для нас не было никакого облегчения, никакого выхода — только бескрайний океан страданий без малейшей надежды на горизонте.

Глава 6 В послевоенном Голливуде

^{Олег Кассини и Джин Тирни, 1946}

Тот период нашей жизни плохо сохранился у меня в памяти, все словно в тумане. Наверное, я подсознательно старался его забыть. Жизнь продолжалась, но по инерции, радость из нее ушла. Джин и я были послушными солдатами, мы выполняли все директивы — сами-то мы были раздавлены, опустошены, даже думать разучились, вот и действовали по чужой указке.

Джин посоветовали приступить к работе как можно скорее. Это лучшее лекарство, говорили ей — и на короткое время так оно и оказалось. Джин вместе с Дарией вернулась в Лос-Анджелес и снялась в нескольких фильмах, которые окажутся вершиной ее карьеры: «Лора», «Бог ей судья» (за роль в этой картине она номинировалась на «Оскар», но проиграла Джоан Кроуфорд), «Острие бритвы». Ее самые сильные актерские работы пришлись именно на тот период — но было ли это простым совпадением? Я так не думаю. Видимо, рождение Дарии полностью опустошило ее, и она заполняла этот вакуум содержанием чужих ролей.

Лучше всего она сыграла в фильме «Бог ей судья». Ее героиня Эллен Берент — сумасшедшая, патологически ревнивая женщина, готовая уничтожить любого, кто претендует на внимание ее мужа, даже его младшего брата. Классическая мелодрама, которая требует от актеров большого мастерства, чтобы быть убедительными. В игре Джин были и страсть, и глубина. Впервые на экране она дала волю глубоко спрятанным, неистовым вспышкам яркого темперамента, ей присущего. Но агрессивное безумие героини фильма имело совсем другую природу, чем душевная болезнь, которая все больше овладевала Джин. В жизни ее эмоции почти не имели выхода, они подтачивали Джин изнутри и лишь изредка перемежались выплесками боли и гнева.

Когда я думаю о болезни Джин, мне на ум приходит Лора — самая известная ее роль в кино. Парадокс состоит в том, что она играла девушку, про которую все думают, что она мертва, а она на самом деле жива; с реальной же Джин все происходило ровно наоборот. После рождения Дарии ее душа умерла. И в Лоре, и в Джин была некая эфемерность, потусторонность. Даже когда Лора оказывается живой, окутывающий ее флер тайны не рассеивается до конца, что задает тон всей картине. А Джин после рождения Дарии ушла в себя, и я больше не мог достучаться до нее. Думаю, что она никогда больше не была по-настоящему счастлива. Она могла играть роль счастливой женщины, смеяться, когда этого требовала ситуация, но все это для того, чтобы не разочаровывать и не тревожить окружающих. Мы отдалялись друг от друга, и это разрушало наш брак.

Особенно мучительным для меня был ее непробиваемый, не имеющий под собой оснований оптимизм относительно реального положения Дарии. Она постоянно искала все новых специалистов, чтобы показать им дочь, была уверена, что выход найдется. Состояние Дарии непременно улучшится, считала она, или будет изобретено новое лекарство, или…