От Голливуда до Белого дома

К компании игроков в поло я присоединился после выпуска из Школы подготовки кандидатов в офицеры. Зимой мы играли в закрытом помещении каждый день в 17 часов. Всем офицерам надо было выбрать игру в поло или занятия прыжками. Я предпочел поло, хотя не был так хорош в этом виде спорта, как многие наши игроки. Мы делились на команды из трех человек, состав которых определял наш командир, полковник Холмен. Я попал в одну команду с Питом Ботсвиком и Чарли Ван Стейдом, которые были членами светского общества и входили в число лучших игроков поло в стране. Ботсвик был миниатюрным мужчиной, с ярко-голубыми глазами и кривыми ногами — он обладал телосложением настоящего жокея, и участвовал в «Гранд Нэшнл»[113]. Ван Стейд же был высоким голубоглазым блондином, который имел в жизни все, чего только можно пожелать. Тем труднее мне было принять известие о его гибели, когда его джип через несколько месяцев в Европе подорвался на мине. Немало офицеров, с которыми я служил, и солдат, которых я обучал в Форт-Райли, погибли на войне. Я помню их имена и их лица. Они преследуют меня и по сей день, как и воспоминания о моих итальянских друзьях, которые встретили свою смерть, сражаясь на другой стороне.

Игру в поло я ценил за ее агрессивный характер; мне нравилось бросать вызов старшим по званию офицерам, угрожающе размахивая клюшкой и иногда целясь мячом прямо в них. Моей любимой мишенью был тощий и высокий, очень неприятный майор по кличке Гестапо; я всегда находил способ задеть его клюшкой во время раундов, которые наши команды играли друг против друга.

Это была удивительная жизнь. Шла война, а мы играли в поло и даже охотились на лис. Охота происходила по субботам, жены тоже в ней участвовали (кроме Джин, она не ездила верхом). Это была охота с пахучей приманкой; полковник Холмен часто поручал мне протащить пропитанный лисьей мочой мешок по местности с самым трудным рельефом, чтобы усложнить задачу охотникам и их собакам. А еще каждый день я тренировал восьмерых лошадей полковника.

Джин нравилась такая жизнь, это было похоже на ее родной Коннектикут. Никаких постоянных голливудских стрессов: ни роли учить не надо, ни волноваться по поводу выбора нового сценария. Ей нравилось быть просто домохозяйкой, болтать о всяких пустяках с Лорой Ботсвик и другими приятельницами, обустраивать дом… Роль образцовой жены была для нее не только игрой; той весной Джин забеременела.

Окончание Школы подготовки и присвоение звание офицера американской армии были очень значимыми для меня событиями, возможно, даже поворотным пунктом моей жизни. Тридцатилетние титулованные иностранцы редко в этом преуспевали, так что производство в офицеры стало моим личным достижением. Джин мной гордилась, и Голливуд отныне тоже мной гордился. Меня начали уважать такие люди, как Дэррил Занук — с этого момента мы стали желанными гостями в его доме, так же как и в домах Дэвида О. Селзника, Джека Уорнера и Сэма Голдвина[114].

Изменившееся отношение Голливуда ко мне лучше всего выразил не кто иной, как Рональд Рейган, который тоже прошел подготовку в Форт-Райли. Мы с Джин встретили его на вечеринке у Клодетт Кольбер, когда я был в увольнении. Я был в военной форме, Рональд тоже. На его форме красовалась эмблема войск связи, а у меня в петлице — две скрещенные сабли. «Олег, эти сабли меня восхищают», — сказал он. Мы немного поговорили о кавалерийских традициях, и было видно, что он понимает — я честно выполняю свой долг.

Все же лейтенант Кассини не был типичным офицером американской армии. Я остался самим собой: компетентный, технически подкованный полевой офицер, который может и математические уравнения решать, и мосты взрывать, из меня не получился. Но когда мы с британскими военными проводили совместные учения в Форт-Райли и задачей каждого из нас было дать оценку личному составу союзников, британцы поставили меня на первое место в полку. От американцев я такой высокой оценки никогда не получал. (Еще одна картинка той поры встает перед глазами: немецкие военнопленные, остатки элитного африканского корпуса, ровным строем маршируют на строительные работы со своими лопатами. Они салютуют мне лопатами, и я приветствую их в ответ, пока генерал Маршалл не запрещает этот обмен любезностями.)