Эта животрепещущая новость немедленно стала предметом всеобщего обсуждения. «Слыхали, Графофф чистит картошку на кухне, пока его жена танцует c генералами».
На самом деле, я мыл посуду и буквально кипел от ярости. Но я понимал, что это было обычным делом, и сам не хотел никаких поблажек. Мне хотелось показать всем, чего я стою, и в конце концов мне это удалось. Хотя я был старше большинства своих товарищей по службе — весной в Форт-Райли мне должно было исполниться тридцать, — я находился на пике своей формы и всегда показывал хорошие результаты в беге, гимнастике и на полосе препятствий. Я был метким стрелком, хотя разбирать и собирать винтовку у меня не очень получалось. Но главным моим козырем было мастерство наездника. Мы были последней группой в американской армии, которую обучали верховой езде. Кавалерийские отряды вытеснялись танковыми подразделениями как результат неизбежного технического прогресса. Но, с моей точки зрения, это было ошибкой, потому что в определенных ситуациях они еще очень даже могли пригодиться, например при разведке в горной местности (взять хоть итальянскую кампанию, которая вот-вот должна была начаться).
В нашу группу начальной военной подготовки входили в основном ребята из Нью-Йорка, которые лошадей видели только запряженными в экипажи в Центральном парке. Были, правда, у нас и несколько ковбоев, но, к моему удивлению, проблем у них было не меньше, чем у новичков. Они сидели в седле в привычной им манере, откинувшись назад и сгорбившись.
В армии же была принята другая посадка в седле, по счастью совпадавшая с тем, чему меня учили в Италии: вес тела надо было перенести вперед, чтобы облегчить давление на спину лошади. В американской кавалерии использовали громоздкое седло МакКлеллана с обтянутым кожей деревянным каркасом. Все это давало мне определенные преимущества: мне присвоили звание капрала, а после окончания базовой подготовки назначили инструктором по верховой езде. Я гордился своим назначением и считал его лучшим из того, на что мог рассчитывать человек, не произведенный в звание офицера.
Школа подготовки кандидатов в офицеры все еще оставалась моей мечтой, но прогрессом своим я был доволен. Мне удалось заслужить авторитет у товарищей по казармам. Они стали считать меня крепким орешком, чего я всегда добивался, после одного случая. Был у нас в казарме тощий, но жилистый длинноносый парень, бывший боксер из ярмарочного балагана. Каждую ночь он терроризировал всю казарму, возвращаясь пьяным из гарнизонного кафе (непонятно, как он ухитрялся напиться, ведь в кафе было разрешено подавать только по кружке пива). «Подъем! Подъем!» — громко орал он, а потом избивал всех, кто не мог ему противостоять, а не мог практически никто. Однажды он отмутузил довольно хилого капрала, и никто не посмел за него вступиться. Этот ублюдок всех запугал.
Я знал, что рано или поздно он доберется и до меня, ведь я представлял прекрасный объект для издевательств — казался хрупким и был иностранцем. Поэтому я начал спать с сапогами для верховой езды под подушкой. И вот однажды под покровом темноты он на меня напал. В казарме я спал на верхней койке, что давало мне определенные преимущества. Ему приходилось тянуться, чтобы достать меня, а мне хватило места для замаха, когда я обрушил свой сапог с металлической набойкой на каблуке прямо ему на голову, а потом сам прыгнул на него сверху. Я орал во всю глотку, пинал и бил его чем придется. Свет в казарме включили минут через десять, и ребята оттащили меня от него. Он лежал без сознания, а я стал героем.
Самое забавное, что никто не заметил сапога, который все еще лежал на моей койке, и все единодушно решили, что я вырубил его голыми руками. А я скромно отмалчивался и не распространялся о своих подвигах. Но новость разнеслась быстро: «Этот Кассини бьет, как мул копытом!»
А еще я получил от командования две благодарности в ту весну в Форт-Райли. Первую — за поведение во время паники, овладевшей табуном. Около пятисот лошадей вырвались из загона и, как вихрь, неслись по обледеневшему краю плато над рекой Репабликен, падая и кувыркаясь на скаку. Мы с полковником Холменом и еще несколькими военными проезжали верхом неподалеку, когда вдруг услышали топот копыт и увидели несущуюся на нас живую лавину. В тот день мы показали класс верховой езды, лихо перескакивая через овраги, усеивающие плато, чтобы увернуться от перепуганных животных, а потом обогнули табун и поскакали в обратном направлении, чтобы увлечь его за собой и минимизировать потери.