От Голливуда до Белого дома

Самая запоминающаяся игра на голливудской вечеринке, в которой мне доводилось участвовать, оказалась и самой трагической. Дело происходило на вилле Тайрона Пауэра в Бель-Эр. Это был обед для небольшого числа людей, но, как обычно, происходило в субботу вечером, со строгим дресс-кодом: мужчины в смокингах, женщины в вечерних платьях. Тайрон в то время был женат на французской актрисе Аннабелле. Среди гостей преобладали англичане: Рекс Харрисон и Лилли Палмер, Ричард Грин и Патрисия Медина, Дэвид Нивен с молодой красавицей женой Примулой Ролло Нивен.

После обеда, когда темы для разговора стали иссякать, кто-то предложил поиграть в „сардинки“ — прятки в темноте. Для одних это был шанс просто подурачиться, для других — пообниматься тайком. Мне выпало водить, и я начал считать до ста, пока остальные прятались. Когда я считал, я услышал какой-то глухой стук, но не придал этому значения… пока не начал искать спрятавшихся и не услыхал стоны. Может быть, кто-то пытается меня отвлечь? Я нашел дверь, распахнул ее и чуть не потерял равновесие. Лестница за дверью вела на подвальный уровень, что-то вроде гаражного помещения с цементным полом, и первая ступенька была очень опасной, выше, чем обычно. Теперь стоны звучали явственней, и стало понятно, что это не шутка. Я не мог найти, где включается свет, и позвал Тайрона. Он примчался немедленно, и мы вместе увидели лежащую у подножия цементной лестницы Примулу Нивен. Она была в полубессознательном состоянии, а на виске ее виднелась кровь.

Дэвид и Тайрон перенесли ее в гостиную и уложили на диван. Вызвали врача, он приехал быстро. Врач проверил ее пульс, посмотрел зрачки, пока все мы, в вечерних туалетах, ошеломленно наблюдали за происходящим. Нивен казался самым спокойным из нас и держался в своем фирменном британском стиле. „С ней все будет в порядке, — повторял он, словно желая нас в этом уверить. — Не волнуйтесь, с ней все будет в порядке“.

Он продолжал, как заклинание, твердить эти слова, когда Примулу укладывали в машину скорой помощи. Доктор поставил диагноз „сотрясение мозга“, но для того, чтобы понять, насколько серьезное, он порекомендовал положить Примулу в больницу для обследования. На следующую ночь она там скончалась.

Поминальную службу, насколько я помню, организовала Барбара Хаттон. Нивен на удивление хорошо владел собой, даже успокаивал собравшихся. Его поведение задало тон всей церемонии; если бы не это, Джин могла бы полностью расклеиться. Она, конечно, очень переживала, но старалась сдерживаться, и слезы тихо текли по ее щекам.

Дарии скоро должно было исполниться три года, и внешне она практически ничем не отличалась от своих ровесниц. Она была очень хорошенькой — блондинка с унаследованными от матери чертами лица, настоящий маленький ангелочек, — и потому смириться с ее несчастной судьбой было еще труднее. Джин постоянно искала какой-то выход из ситуации; мы метались от доктора к доктору, от надежды и отрицания проблемы к отчаянью.

Так в нашей жизни появился Говард Хьюз[124]. Он стал неотделимой частью наших поисков позитивного или хотя бы окончательного прогноза для Дарии. Хьюз был очень внимателен к Джин (еще до нашей свадьбы он пытался ухаживать за ней, но безуспешно). Он постоянно звонил ей, интересовался ее настроением и самочувствием, оставлял для нее сообщения жесткой даме из Пруссии, которая тогда была секретарем Джин: „Вам звонил мистер Хьюз. Это срочно. Пожалуйста, перезвоните ему“.

„В чем дело? — спрашивал я. — Что за срочность?“

„Он хочет помочь нашему ребенку, — отвечала Джин. — Он святой“.

Действительно, Хьюз предложил доставить в Калифорнию на личном самолете и полностью за свой счет одного из лучших нейрохирургов в стране, чтобы тот осмотрел Дарию. Я, конечно, был ему очень признателен… и просто убит, когда хирург провозгласил, что вылечить Дарию невозможно. Но теперь Джин наконец начала понимать, что надежды нет; она согласилась, что пора подыскать для нашей дочери специальное медицинское учреждение с хорошими условиями, где ей был бы обеспечен профессиональный уход. (Дария и по сей день там живет — практически слепая, глухая, с тяжелой умственной отсталостью. Так и неизвестно, способна ли она узнавать окружающих[125].)

Решение поместить дочь в специальное учреждение далось нам с большим трудом, и оно еще больше отдалило нас с Джин друг от друга. Ситуация усугублялась постоянным присутствием Хьюза в нашей жизни. Вскоре я заметил, что, несмотря на вердикт нейрохирурга, его звонки не прекратились. Он был очень настойчив: „Вам звонил мистер Хьюз. Это срочно. Пожалуйста, перезвоните ему“. Я стал предполагать самое худшее.