Я должен был играть против Эррола Флинна на турнире в теннисном клубе Вест-Сайд, и победа обещала быть легкой. Но Флинн все опаздывал, звонил мне в клуб и говорил: «Прости, старик, можем мы отложить матч еще на час? Я тут застрял на яхте в Сан-Педро». Когда он наконец приехал, я уже начал нервничать, а тут еще появились Джин и Тайрон,
Но это были еще цветочки по сравнению с историей с Олафом. У нас с Джин была замечательная немецкая овчарка белого цвета по кличке Олаф, очень редкая, с прекрасным характером собака, один из лучших питомцев за всю мою жизнь. Как-то Тайрон заглянул к нам в гости, пришел от Олафа в восторг, и Джин сказала: «Забирай его себе». Вот так просто. Конечно, рекламный отдел студии не мог пройти мимо такого необычного и трогательного события. «Тирни отдает Пауэру великолепную немецкую овчарку!» — кричали заголовки во всех газетах. Обо мне во всех этих статьях и речи не было, да я бы и сам этого не хотел. Единственное, чего я хотел, — это получить Олафа обратно. Он, по всей видимости, разделял мои чувства, потому что сбежал из дома Тайрона в Малибу за двадцать миль от нас и каким-то образом нашел дорогу домой. И Джин
И я думаю, он говорил правду. И хотя этот пес был мне очень дорог, я не мог долго сердиться на Пауэра. В конце концов он вернул нам Олафа.
Был еще один случай в это время, когда я поехал забрать Джин со студии и нигде не мог ее найти. Я пошел в гримерку к Тайрону и обнаружил там трех его приятелей, играющих в карты; одним из них был Билл Галлахер, секретарь Пауэра. Надо сказать, гримерные звезд на студии выглядели весьма изысканно — у Тайрона она была отделана дубовыми панелями, обставлена кожаными креслами, а на стенах висели гравюры со сценами охоты. Я спросил игроков в покер: «Вы не знаете, где Джин?»
И один из них с издевательской ухмылкой ответил: «Наверное, принимает душ с Тайроном».
Это происходило сразу после истории с Олафом, когда в душе у меня еще не все улеглось, и он получил от меня по полной программе. Я шарахнул его об стену, потом схватил стул и начал размахивать им, круша всю мебель в комнате. Я словно сорвался с тормозов.
Наверное, позже, когда ко мне пришел успех, я бы так себя не повел. Но в тот момент я был очень уязвим, мне постоянно приходилось защищать свое достоинство.
Это был один из тех периодов жизни, когда каждый день до предела насыщен самыми разными событиями. Я работал в трех местах сразу, после обеда часто срывался в Санта-Аниту с Вальми, и именно в это время я познакомился с Мэрилин Монро.
Она была одной из многих старлеток, которые старались привлечь к себе внимание за ланчем в буфете студии, но даже тогда было видно, что она отличалась от остальных. Это ощущалось в ее походке, в том, как она двигалась. И тот вполне очевидный факт, что она не носила белья, тоже выделял ее из толпы фланирующих по буфету девушек. Наше общение началось, когда она как-то днем зашла в отведенное мне на студии помещение. Это было небольшое и не слишком уединенное бунгало, где я работал над эскизами. (Когда я хотел ускользнуть в Санта-Аниту, я опускал сетчатую штору и ставил мужской гипсовый бюст на то место, где должна была находиться моя голова. Это всегда срабатывало, хотя я не уверен, что студийные боссы так уж хотели подловить меня, раз я выполнял все требуемое качественно и в срок.)
Как бы то ни было, Мэрилин зашла в мое бунгало и сообщила, что получила небольшую роль и должна будет играть ее в одном из платьев, которые я делал для уже выпущенных картин Джин (костюмы после съемок часто отправлялись в общую костюмерную студии). Платье ей очень нравилось. Она хотела мне об этом сказать и попросить совета, как улучшить свою внешность — я считался мастером таких советов. Я начал подгонять платье по ее фигуре, и тут все само собой пошло-поехало… В общем, исход нашей встречи был предрешен с самого начала. Она была великолепна.