В нашем браке наступил переломный момент. Я все больше раздражал Джин, и временами она вела себя не вполне адекватно. На ней тяжело сказался первый год моей армейской службы. Потом был поставлен окончательный диагноз Дарии, и практически в это же время «Оскар» уплыл из ее рук к Джоан Кроуфорд. Это не было неожиданностью, но Джин болезненно отреагировала на проигрыш. Приз киноакадемии мог бы изменить ее жизнь, поднять ей настроение в период, когда она так нуждалась в позитивных эмоциях. Материально он тоже мог бы ей помочь, ведь Джин, не меньше, чем меня, стали заботить финансовые проблемы. В перспективе у нас было пожизненное содержание Дарии в очень дорогом санатории. К тому же, как любую звезду, Джин вечно беспокоила возможная потеря популярности. (Постоянные стрессы, связанные со звездным статусом, наложили свой отпечаток на судьбы многих актрис этого поколения. Джин, Рита Хейворт, Лана Тернер, Ава Гарднер… и, разумеется, Мэрилин Монро — всем им придется испить свою горькую чашу.)
Мы с Джин стали ссориться по любому поводу. Настоящий конфликт у нас случился из-за фильма «Амбер навсегда». Занук хотел, чтобы Джин сыграла в нем главную роль, и я уговаривал ее принять его предложение. Он сулил ей огромные деньги за участие в картине, роль была престижной, и студия возлагала на этот фильм большие надежды. Загвоздка состояла в том, что изначально Занук предложил эту роль другой актрисе, англичанке Пегги Камминс, но она не подошла. Джин об этом знала и могла бы добиться от Занука всего, чего хотела, если бы правильно разыграла свои карты. Но нет, она не могла переступить через свою гордость. Она отказалась от съемок, несмотря на то что Занук обещал ей ежегодный доход в несколько миллионов долларов, если она согласится. Я считал это полным безумием и верил, что за эту роль она может получить «Оскар». Подозреваю, что отказ Джин был связан именно с тем, что я так настаивал на ее участии в картине.
В результате роль сыграла Линда Дарнелл, и фильм не стал вторым пришествием «Унесенных ветром». Но Джин пренебрегала моим мнением — и не только в отношении сценариев, но и того, что касалось недвижимости, финансовых вложений, да, в сущности, всех важных (кроме одежды) вопросов — вот что стало меня неимоверно раздражать.
Например, я посоветовал ей купить отель «Беверли-Хиллз» за 75 000 долларов. Была также возможность приобрести отель «Барклай» на Манхэттене и пятнадцатиэтажное здание на Мэдисон-авеню за совсем небольшие деньги. Джин в скором времени стала бы очень богатой женщиной, но на мои советы ей было наплевать.
Ее постоянное недовольство мною, разочарование от того, что я одновременно не мог быть управляющим корпорацией, как ее отец, успешным дизайнером и человеком, всецело посвятившим себя ее карьере, как в первые годы нашего брака, — весь этот конфликт противоречивых интересов окончательно выкристаллизовался к осени 1946 года. Джин уехала в Нью-Йорк навестить родных — по крайней мере, так она мне сказала. Вскоре я узнал, что причина ее поездки не была столь невинной. Стало очевидно, что ее отношение ко мне изменилось, и дело шло к неминуемому разрыву.
Когда Джин вернулась из Нью-Йорка, она заявила, что хочет официального раздельного проживания.
Глава 7
На переломе судьбы: разрыв неминуем
Олег Кассини и Джин Тирни, 1940-е годы
В
от как, по мнению нью-йоркской газеты «Дейли ньюс», и судя по многочисленным статьям в других газетах, мы с Джин встретили новый, 1947 год: «Муж Джин Тирни Олег и промышленный магнат начинают новый год правильно — сталкиваясь нос к носу».