Я одному, второму там человеку сказал, третьему, что через месяц, возможно, начнется война. Нашелся один такой «доброжелатель», который донес на меня. И меня, значит, арестовали за эти разговоры. Через месяц действительно началась война, и я оказался в штрафном батальоне. Там было настолько трудно, что я делал дважды попытку самоубийства — бросал под себя гранаты. Они как-то разрывались в одну сторону, рвали только мою шинель, брюки, немножко повреждали ноги, но я оставался живой и практически невредимый…
На этом месте рассказа я не вытерпел и спросил его:
— А как вас спас медведь?
Мужчина ответил:
— Медведь — это был не обычный медведь, а командир батальона, которого все солдаты за его свирепость звали «Медведем».
Однажды он меня вызывает и говорит: «вот тебе пакет, ты должен принести его в штаб дивизии». И дает мне двух помощников. Задание было очень трудное. Вся эта трасса и простреливалась, и бомбилась. К тому же надо было форсировать реки, два раза надо было реку переходить. А был уже ноябрь-месяц, когда вода уже была ледяная совершенно.
И я, значит, слышал, что вот эти двое помощников, которых мне дали, между собой совещались и говорили, что он дурак, мы все трое погибнем. Давай-ка лучше его убьем, и скажем, что так оно и было, что в процессе перестрелки. Но они не успели осуществить этот замысел, как началась страшная бомбежка, мы расползлись в разные стороны, и добирались уже по-отдельности.
Трасса эта очень была трудная, на третий день я только все-таки дошел. И как потом мне дежурный рассказывал, что ты, — говорит, — только пришел, вот этот пакет вручил, и сразу упал, и захрапел. Значит, проспал я целые сутки, не просыпался. Потом, когда проснулся, мне сказали: «вот эти люди вас собирались убить?» Я, значит, ничего, конечно, не хотел говорить, но они сами сознались, и полагали, что если они чистосердечно признались, то им будет пощада за это.
Но как бы не так. Не то было время и не те командиры. Их расстреляли на моих глазах. Потом я остался в этой дивизии. И вот, на второй день приходит телеграмма, что один брат погиб. На следующий день приходит телеграмма — второй брат погиб. Еще на третий день приходит телеграмма — третий брат погиб. Эти вот самые три голубя.
А «Медведь» меня этим самым и спас, что он мне дал вот такое задание. А там началась такая бомбежка, и такие атаки немцев, что там ни одного человека живого, включая самого «Медведя» в живых не осталось. Ни одного человека.
Ну, и как вы думаете, — говорит, — мог я после этого быть человеком неверующим? — закончил этим свой рассказ тот человек.
Вот, я его видел, живого человека. И думаю, что все-таки рассказ его правдивый. Потому что какой смысл ему, совершенно светскому, образованному человеку идти в Церковь, тогда, когда это было в высшей степени позорно. Считалось, что пусть только эти старушки, дедушки там верят, а мы, значит, люди уже современные. Поэтому, я думаю, что этот рассказ был правдивым».
Рассказ шестой
Василий, 49 лет, программист
(Россия, г. Владимир)
«Родился я и вырос при одной эпохе. После армии, это было в восемьдесят девятом, совершенно другая парадигма возникла. То есть, Советский Союз рассыпался, а молодым людям как-то приходилось добывать себе пропитание. Там молодая семья, ребенок родился, все. После армии я поработал немножко на заводе, а потом попал в охранное агентство. Оно так называлось раньше. Охранные агентства, ЧОПы. Сейчас это, конечно, немножко другая структура, но тогда это были охранники, а ночью бандиты. Бандиты, просто выколачивали долги. Вот. Много всякого плохого я совершил. Много ужасных поступков. Крови нет на моих руках, но всего остального хватает. Поэтому мне до сих пор стыдно, хотя я каялся.
Много народу погибло рядом, некоторых посадили, но так как у меня в тот момент родилась дочь, я решил все-таки уйти с этой дорожки. Потихонечку мне удалось без особых потерь уйти в сторону, как бы, в темноту. Я просто переехал на другое место и обрубил все связи, полностью. И пытался как-то строить свою жизнь, но денег не было. Я подрабатывал, где угодно: торговал, «бомбил» на своей машине, ну, таксовал, то есть.
Познакомился с товарищами на рынке. Тогда это называлось «лохотрон». Проработал три года на рынках Москвы и Подмосковья. Там пристрастился к наркотикам. Знаете, я тогда как раз поругался со своей женой, жил один в коммуналке. Там у меня собирались большие кампании. Я смотрел на их довольные физиономии, когда они кололись и говорили: «тебе это не надо».