От и До. Свидетельства бывших атеистов

Татьяна, сестра Ирины. «Это было воскресенье. В ночь на воскресенье мне приснился сон, что я пришла в Храм Всех Святых, мы в этот Храм ходили в свое время. А там Храм этот восстанавливался: леса стояли. Я вижу, что стоит на амвоне батюшка, спиной к алтарю. Лицом к алтарю стоит Илария (в миру ее сестра, Ирина). Стоит она с распущенными волосами. Перед батюшкой стол, на столе, как будто, сложена одежда. И он стоит спиной к алтарю, слева от него молодая монахиня, Илария к нему лицом, а рядом, слева от Иларии стоит согбенная такая старенькая монахиня.

А батюшка перед этим сказал, что он нашел восприемницу Иларии. Мать Лариса, из Лавры. Молодая такая, высокая, статная… А вижу старенькую и молодую, тут их две. И Врата Царские открыты. И вдруг, из Царских Врат выходит женщина. Одета… я же жду, что высокая должна быть монахиня, молодая, высокая. А она выходит в такой сияющей одежде, на ней, как будто, плащ розовый, и корона. Блестящая корона. И она стоит сзади, за правым плечом у батюшки. Батюшка у нас маленький, а она высокая, стройная. И стоит, и наблюдает, как батюшка облачает Иларию. Я вижу, что он крестит одеяние. Я никогда не присутствовала на постриге, не знала, что это такое. И вижу вот этот весь процесс… И вот эта женщина стоит, смотрит на него сверху, и у нее лицо такое довольное, знаете, как будто, у человека, который видит то, что хотел видеть. Такое умиротворенное, довольное.

А я на нее смотрю, и думаю: «интересно, кто ж эта восприемница такая? Что ж это за монахиня?» И про себя, стою, и думаю: «монахиня, и так одета? В розовом, и корона на голове. Что ж это за монахиня такая? Одела на себя розовую одежду!» Уже, как бы, возмущаюсь. И она переводит на меня взгляд, и, знаете, вот как мама смотрит: «эх ты, дитя неразумное! Ты что болтаешь?» Вот такой вот взгляд. И улыбается, и в тоже время вот такое вот: «ну что ж ты такое думаешь?»

И я вздрогнула, испугалась, и проснулась. И я в Храме пока стояла и думала: «что ж это за сон такой? Кто это такая была? Мать Лариса — она должна быть в черном. Кто ж это такая?» Пришла, все мучалась-мучалась, рассказать — не рассказать, но тут батюшка… Я говорю:

— Батюшка, а мне приснилось, что в Храме… я не знаю, постриг это или нет. — Ну, и батюшка соглашается, что надо в Храме. Он уходит, а я все хожу и думаю: «кто ж это такая? Монахиня, что одета в такие цветные одежды». И тут Илария у меня просит: «Тань, принеси мне воды «Богородичной!» А «Богородичной» мы называем воду, она настаивалась на земельке с травкой Богородичной. И на этой земельке мы настаиваем воду, и Илария эту воду пила всегда, и пьет, она ей помогла. Ну, и попросила принести воду. Я пошла на кухню, набрала воды, иду обратно, у меня взгляд падает на Богородицу (в красном уголке). На эту фотографию. У меня кружка из рук падает, и я маме кричу: «мама, вот Она, Кто стояла, смотрела. У Нее одежда такая же розовая и корона!»

И я так испугалась, что я во сне увидела Богородицу и так дерзко подумала: «надо же, монахиня так вырядилась: розовый плащ и корону надела на себя». И так получилось, что когда уже потом, постриг был у Иларии, мой муж выносил ее из машины вниз, она идти не могла, он ее нес, и приехали гости — друзья, чтобы поприсутствовать на постриге, а январь, под Рождество Христово это было, мороз был, холодно, и, естественно я хозяйка, не могу сесть и уехать. И муж нас партиями отвозил, потому что пешком туда не дойдешь. Пока всех перевозил, я последняя приехала, и я застала только конец пострига. То есть, я на постриге не была. Но во сне я увидела весь постриг».

Ирина (Илария). «Когда подвели меня ко благословению, оказывается, надо было в мантии постригать, но мантия лежит… Когда пришли туда, родственники испугались, что я не дойду до (неразборчиво). И вот, когда меня подвели к алтарю, он только назвал… «нарекается в ангельский чин с именем Иларии», и, чувствую, у меня сразу стали боли стихать. Сердце перестало болеть, желудок, позвоночник. Я выпрямилась, потому что я полусогнутая такая была. Боялась даже стоять, так дрожало от боли все тело. Сидеть не могла, стоять тяжело было.

И вдруг, когда он сказал: «облекается в ангельский чин», я выпрямилась, меня облачили, дали свечку. Я иду, и уже свою восприемницу — монахиню старую, веду под руки. Подвела ее, поставила, потом поднесли стул, а я говорю: «садитесь». Монахиню посадила, а сама стою. Ко мне родственники подходят:

— Ну сядь, тебе же больно. — Я говорю:

— Нет, я буду стоять.

Всю службу я стояла. Через пятнадцать минут началась Рождественская служба. Всю ночь я стояла с зажженной свечой, и не понимала, где я нахожусь — на Земле или на Небе. Никаких болей нет. Думаю: «сон — не сон?»