От и До. Свидетельства бывших атеистов

Сестра. «А вы знаете, мы стояли, родственники, сзади, и такой страх был, что она упадет. Она шевельнется, а мы все уже готовы были хватать, ждали, что она упадет, держать ее. Те люди, кто не знал, что происходило, потом говорят: «вы знаете, мы со стороны смотрели на вас, и было такое чувство, что вы на одном дыхании стоите и ждете, что она сейчас упадет». Вот такое чувство было.

И когда выстояли службу и приехали… а у нас там в Храме батюшка благословлял и столы накрывал, такой праздник был для всех прихожан, на следующий день дети концерт давали, но так как Илария была в таком состоянии, он понимал, что она не может. И мы все домой, благословил нас всех домой ехать.

Приехали к подъезду, Юра мой машину останавливает, выбегает, чтобы Иларию доставать, а она говорит: «Юра, я сама выйду». До подъезда дошла, а дальше-то, по лестнице, как? И вот, она идет, а мы сзади. Ждем, когда она упадет. Поднялись, она ушла в свою комнату. Мы все сели тихонечко. Сидим, разговариваем. Хотя днем приготовили ужин праздничный, праздник все-таки, Рождество Христово. Все сидим, тихо разговариваем.

Вдруг, Илария выходит из комнаты, и говорит:

— А вы что сидите-то? — Мы так посмотрели, и говорим:

— А что делать-то? — Она говорит:

— Как что делать? Праздник, Рождество Христово! Праздновать надо, вы что сидите?! — А мама:

— Ой, сейчас, правда!

И мы давай скорее, тут стол поставили, накрыли, помолились, сели. А она выходит, и говорит:

— Интересно, сами сели, а меня почему не зовете? — У нас такие глаза, по пять копеек, говорим:

— Ирочка… — А она:

— Ирочки нет, Ирочка умерла. Есть Илария. — А мы «Илария» говорить не можем:

— Ира, Ира. — Она села с нами, в конце стола. Мы еду разложили по тарелкам, кушаем. Она смотрит, и опять:

— Сами едят, а мне не дают. Я есть хочу. Мама, я есть хочу.

Мама вскочила, у нее руки дрожат:

— Доченька, я сейчас! — А она каждый день готовила супчик овощной, перетертый через сито, как для младенцев. — Доченька, подожди, я сейчас! — А она говорит:

— Мама, я нормальную пищу хочу. Дайте мне салата».

Илария. «Салат с крабовыми палочками, да, это мой любимый салат. А Таня сидит и говорит:

— У тебя заворот кишок будет. Ты же два месяца ничего не ела. — Я говорю:

— Таня, дайте мне есть!

Поела, наелась, они сидят, на меня смотрят».

Сестра. «Я у нее выхватываю тарелку, говорю:

— Тебе нельзя! — Она:

— Сестра, я есть хочу».

Илария. «В общем, у меня такой страх был, что это у меня облегчение перед смертью. Знаете, некоторых так отпускает, облегчение… Потом я поела, поблагодарили Господа, и я говорю:

— Ну все, я пошла спать.

И заснула, и до четырех вечера я спала. Они ко мне подходили, пробовали пульс: жива, или нет. Таня мне потом рассказывала. Ну и все, с этого времени я милостью Божией (крестится) встала с постели. Матерь Божия меня исцелила на постриге».

Сестра. «А я потом каждый день… она ж в затворе сидела, батюшка сказал, и она дома находилась. Не выходила сорок дней. А я после приема бегу, у меня же участок, прежде чем на вызовы, я к ней прибегу. Она дверь открывает, мама там, на кухне, она ходит. Я говорю:

— Ты чего ходишь? — А она:

— А что мне делать? — Я:

— Как что? Лежать! — Она:

— Зачем? — Я говорю:

— Как зачем? Ну тебе ж плохо. — Она:

— Нет, мне хорошо. — Я говорю:

— Иди, ляг! — И я ее все время укладывала в постель, а она никак не хотела ложиться».

Илария. «Потом приходили ко мне друзья, знакомые, родственники приезжали. И говорят:

— Ты уже все, не лежишь. — Смотрят, я уже кушаю с ними. Я говорю:

— Да кушайте, что вы на меня смотрите? Я теперь кушаю очень много.

А потом так интересно было. Наступил пост, строгий, и я иду на Страстной Седмице, в Лавре, встречаюсь с игуменьей Серафимой, которая мне ставила вопрос в монастыре. Это была Пятница Страстная. Я встречаюсь около Троицкого Храма. Я говорю:

— Матушка, вы меня узнали? — А она была с сестрами. Она говорит:

— Припоминаю. — Я говорю:

— Я та-то, которая была в монастыре. Вы меня узнали? — Она:

— Да-да, узнала. — Я говорю:

— Вы хотели узнать, исцелит ли меня Матерь Божия на постриге или нет. Меня Матерь Божия, — говорю, — исцелила. И теперь я пою на клиросе и тружусь, пишу иконы.

И вот такая встреча произошла с этой игуменьей. Потом я узнала, что эту игуменью отлучили от настоятельства. Нашла меня послушница Евгения через несколько лет, и говорит: «я хотела тебя видеть и рассказать, что после того, как ты покинула монастырь, такое пошло нестроение. Господь, в общем, испытывал ее веру тоже, этой игуменьи.

В общем, эта игуменья сама заболела, потом ее сняли с игуменства, что-то там произошло. В общем, она ушла с настоятельства. Но факт в том, что когда я ее встретила, в Лавре, я, как бы, все забыла. Все то, что… я такая радостная была, говорю: «матушка». И мне кажется, что я любила ее, и люблю ее, и я ее прощаю. Но вот просто надо помнить, что каждый раз нас Господь испытывает, нашу веру. Какая-то ситуация: человек в беде, или он дал обет, или он там… что-то ему надо помочь, даже духовно, Господь испытывает в первую очередь нас.