От июня до июля

- И что ж, ни одна филологиня вам не приглянулась? - не отступалась от темы Дина.

- Наверное, нет. А то бы познакомился, подружился.

- И вы, что же, никого не любили?

- Любил, - просто ответил Пранягин. - Своих родителей, братьев, сестер. Вол­гу любил. И сейчас их всех люблю. Теперь, когда не могу их увидеть, так сердце иной раз заболит о своих родных, о своей Волге. На Волге жить - это вообще большое счастье, я думаю.

- Почему же?

- Да ведь Волга же! Такая река - сказка! Волга - это целый мир. Нет больше такой. Широкая, как море, могучая.

- Как в песне про Волгу, да?

- Лучше. Волгу видеть надо да проплыть по ней - вот тогда её узнаешь!

- А вы можете Волгу переплыть?

- Конечно! Я же волжанин. Как Чкалов. А Чкалов уже с восьми лет Волгу пере­плывал. Знаешь Чкалова?

- Да вы уж говорили о нем, Павел Васильевич. И, конечно, хоть мы в Казан­ском университете не учились, но все же не такие темные, чтоб и про перелет Чкалова в Америку не слышать.

- Да, конечно, о Чкалове все слышали. А сама-то ты, говорят, из богатых.

- Говорите прямо, как хотели - «из буржуев», да? Так хотели сказать?

- Ну. - пожал плечами, улыбаясь.

- Из буржуев, - вздохнула Дина, - уж извиняйте. Но я исправляюсь, почти це­лый год я - рабочий человек. Посмотрите на мои руки. - Она протянула перед собой ладошки. - Вот они, трудовые мозоли. Нет, вы потрогайте.

Пранягин несмело взял ее ладошки в свои.

- Действительно, - сказал он удивленно, - мозоли. И все же, знаешь, что ты из богатой семьи сразу видно - воспитаньице, что ли, выдаёт и то, как ты себя дер­жишь. А с другой стороны, совсем не похожа на буржуйку. Я смотрел сегодня в бинокль, как ты бежала с автоматом, - просто сорви-голова, казак-девка! Атаман! И как ты в партизанах-то оказалась?..

- А что ж, не нравится?

- Почему, нравится.

- Что, что нравится, говори!

- Нравится, что ты здесь, у нас в отряде. У меня в отряде.

- А я - нравлюсь?

- Ну, ты спрашиваешь. Тут и спрашивать не надо.

- Так нравлюсь, говори, нравлюсь?..

- Да, конечно, очень нравишься.

- Ну тогда давай целоваться, раз обещал. Сам ведь пригласил.

- Я обещал?.. - глупо улыбаясь, проговорил грозный командир отряда. - Глу­пости какие-то.

- И вовсе не глупости. Намекал, когда про лук говорил. И к тому же вон в какую глушь завел. - Действительно, свет костров оставался за деревьями. - Лук я не ела. Или ты хочешь отказаться от своего обещания? Обмануть меня хочешь, да? - Дина улыбалась, чувствовала себя счастливой и бесшабашной.

- Да нет. Чего уж отказываться. - Все еще не зная на что решиться, растерян­но пробормотал изумленный Пранягин. Год партизанской войны превратил его в выдержанного, мужественного, осторожного человека, сурового бойца. Но вот почувствовал ладонью острый девичий локоток, тонкую, гибкую девичью талию, взял в свои руки ее ладошки и заволновался, заробел, как первокурсник. Да и то сказать - никакого донжуанского опыта у него не имелось.

- Ну вот. А то обманывать девушку - стыдно. Только я вот не умею целоваться, а ты?

- И я не умею, - забыв, что он командир, пробормотал Пранягин.

- Придется учиться, товарищ командир. - прошептала Дина и подняла на Пранягина свои огромные сияющие глаза...

***

Любовь Пранягина и Дины стала главной темой разговоров в отряде. А они и не скрывали своих чувств, и стоило на них только посмотреть, становилось ясней белого дня - молодые, ужас какие влюбленные, и у них медовый месяц. Их как магнитом тянуло друг к другу. Они просто не могли друг от друга оторваться. И если были не вместе, то думали только друг о друге. Где бы ни был Павел Васи­льевич, что бы ни делал касательно боевых или хозяйственных вопросов отряда, он от всех дел неизменно приходил к тому месту, где должна быть Дина. Его про­сто словно под гипнозом поворачивало в ее сторону, а ее, конечно же, точно так же тянуло к нему. И если бы кто-нибудь решился провести такой эксперимент - за­вязать крепко Павлу и Дине повязкой глаза и развести их в разные концы бескрай­него, темного белорусского леса, а потом отпустить, а повязок не снимать - пусть ищут до скончания века друг друга, то они бы за час или три, а все равно нашли бы один одного и с завязанными глазами. Их сердца были настроены друг на дру­га - на любовь, на счастье, на взаимность, на полное доверие.