От июня до июля

Они построились у штаба отряда и потребовали объяснений. Простояли на мо­розе несколько часов, но к ним никто не вышел. Наутро роту построили приказом, оружие приказали положить на землю. Вокруг - остальные роты отряда с оружи­ем наготове, лица решительные. Боевые товарищи по оружию. Что им говорили комиссар, начальник штаба, командир соединения, коль так серьезно они готовы были видеть врагов в тех, с кем вместе громили вражеские гарнизоны, прорыва­лись из блокады, голодали? Командир соединения зол и суров - по лицу видно. Усы воинственно торчат в разные стороны. Каленым железом готов выжигать не­повиновение. Тут же Пранягин с опущенной головой. Молчит. Не молчит комис­сар соединения, коммунист, представитель от всех инстанций - ЦК и обкома. Он сейчас скажет партийную правду.

- То, что вы здесь вчера совершили, - контрреволюционный бунт! Все это бу­дет пресечено. Зачинщики - разоблачены. Многие из вас - сыновья богачей, бело­ручки, нарушающие порядок...

Песах Альперт вытянул руки ладонями вверх.

- Посмотрите, генерал. Это пролетарские мозоли. У кого из нас белые, барские руки?

Рота протянула руки командиру соединения. Дина и здесь вылезла вперед.

- Вы называете себя коммунистом, - сказала она, обращаясь к командиру сое­динения Комаровскому. - Но коммунист - это интернационалист в высшей степе­ни. Ленин был таким. А вы - разжигаете в отряде национальную рознь и вражду. Прежде у нас такого не было. Вы Торквемада и черносотенец. То, что вы сделали с нашими товарищами, - это суд Линча.

- Ты - зачинщица мятежа! - дрожа от злобы толстыми щеками и холеными усами, еле сдерживая себя, чтоб не сорваться на крик, ответил командир соедине­ния. - И дорого за это заплатишь. И за свои слова тоже.

Он мог ее застрелить здесь, прямо сейчас, имел такие права, но не рискнул. Во- первых, тут был Пранягин и преданные ему бойцы, да и потом, беременная она, все уже видели. Но 51-ю роту приказал расформировать, распределив ее людей между другими ротами. Пранягин, зная, что командир соединения слов на ветер не бросает, особенно когда речь идет о мести, отправил этой же ночью Дину в Святицу, дав ей надежных провожатых.

- Павлик, родной, будь осторожен, - обнимая и целуя его на прощание, гово­рила Дина. - Это опасные люди, страшные. От них всего можно ждать. Послушай меня - для них ты чужой. Ведь им не люди важны, а должности. Раньше я думала, что коммунистическая партия - отряд единомышленников. Теперь вижу, что всем руководит кучка злобных карьеристов, людей бесчеловечных. Жестокость они вы­дают за принципиальность. Берегись их. Я боюсь за тебя, Павлик.

- Ты все преувеличиваешь. Ты расстроена, у тебя нервное потрясение, поэто­му не можешь объективно оценивать ситуацию, - успокаивал любимого человека Пранягин. - То, что произошло, в большей степени трагическая ошибка, заблуж­дение, которое можно объяснить нашей военной ситуацией.

- Ничем, кроме человеконенавистничества, ее нельзя объяснить.

- И про коммунистов ты не права. Ты забыла про Дудко, Аветисяна и других наших партийных товарищей.

- Ничего я не забыла. Просто они и вы - это разные люди. Вы - честные и светлые люди, они вас используют, пока нужно воевать. А потом растопчут. Верь мне, Павлик, я людей чувствую и все понимаю.

- Хорошо, но главное - ты берегись. - Он нежно и ласково погладил ее кру­гленький живот. Дина улыбнулась:

- О нём не волнуйся, я себя отлично чувствую. Главное - помни мои слова. Эти люди способны на все. А нам ты нужен.

Пранягин тоже улыбнулся:

- Ну и как же мы друг без друга?

- Никак, - опять обнимая его за шею, говорила Дина. - Поэтому долго здесь не задерживайся, возвращайтесь с отрядом в наши места. А мы тебя с нетерпением будем ждать.

Она садилась в сани, улыбалась, в свете костра сверкали ее глаза. Поправляя широкий овчинный тулуп, случайно нащупала в кармане «лимонку» - оборони­тельного действия осколочная граната Ф-1. Поняла: Павлик позаботился, чтоб имелся последний аргумент на всякий случай. Усевшись в сено бочком, она цепко ухватила свой автомат.

- Все будет хорошо, Павлик. До встречи!