Наступивший октябрь серьезно предупреждал ночными заморозками о надвигающейся суровой зиме. Пранягин и командиры рот решили двинуться на зимовку в обширные леса за железную дорогу Барановичи - Лунинец. Там, посчитали они, имеется возможность маневра на случай блокады, создания продовольственных баз и сменных лагерей. Отряд готовился к маршу, но в это время пожаловали гости, которым Пранягин был рад чрезвычайно. Ими оказались десантники из Центра. Сначала - диверсионно-разведывательная группа «Соколы» под командованием полковника Кирилла Орловского, затем - спецотряд капитана Черного.
В дом, где расположился Пранягин, Орловский зашел не один, а всей группой - вместе с ним девять человек. В десантных куртках, ватных штанах, крепких кирзовых сапогах. У всех новенькие автоматы ППШ, запасные диски на ремнях, ножи, кобуры с пистолетами. Зашли, увидели Дину, молодые парни приветливо заулыбались. И один только Орловский оставался невозмутим и холоден как мрамор. У него и черты лица были такие жесткие и резкие, словно на самом деле высечены из камня. Мощный подбородок, поджатые узкие губы, сверлящий бескомпромиссный взгляд. Он словно бы являл собой сгусток воли и жесткости характера. Но ко всем - и к хозяйке дома, к Дине, Пранягину и своим бойцам - обращался мягко, спокойно, уважительно. Потом Пранягин узнал, что так Орловский мог говорить на нейтральные темы, не связанные с диверсионно-разведывательными и боевыми действиями. Но как только начинался разговор о боевых операциях, он становился жестким, бесцеремонным, сверх меры категоричным и требовательным ко всем и во всем - ради выполнения боевой задачи.
Партизаны любили встречать десантников, этих посланцев Большой земли, как они говорили. В их глазах эти крепкие, спокойные, хорошо вооруженные ребята являлись не просто бойцами-диверсантами, а как бы представителями той страны, в которой они жили до сорок первого. Партизаны так и говорили о десантниках - они из Советского Союза. Страны воюющей, переживающей неудачи, но страны крепкой, могучей, страны единой, наращивающей силы и - главное - не забывающей о своих сынах-партизанах, оказавшихся в темных заболоченных лесах Белоруссии. Всем, чем могли, партизаны помогали десантникам. А те в свою очередь делились с ними толом, взрывателями, минами, глушителями для стрельбы из винтовок.
Отряд Пранягина уходил, но в Святице оставался госпиталь с больными и ранеными, в котором хозяйничал партизанский доктор Виктор Алексеевич Леком- цев, взвод охраны и группа подрывников. Среди них Зорах Кремень, Натан Ликер, Неня Циринский.
Хорошо организованный марш, поскольку Пранягиным все было продумано и предусмотрено, прошел без проблем и недоразумений. Остановились на берегу неширокой, но полноводной реки Лань. Расположились лагерем в высоких густых лесах, где дубовые рощи чередовались с березовыми и еловыми. Так отряд оказался на территории только что созданного партизанского соединения, командовал которым старый партизан Комаровский. Комиссаром соединения стал уполномоченный Центрального Комитета Компартии Белоруссии, секретарь обкома Клопов. Отряд включили в состав соединения и всучили Пранягину нового комиссара вместо выбывшего по ранению Дудко - бывшего армейского политработника по фамилии Ворогов. Очень скоро почувствовал Пранягин плоды его политработы.
Штаб соединения готовил операцию, в которой предстояло принять участие пранягинцам. План ее проведения держался в секрете даже от Пранягина, командира самого крупного в соединении отряда. Однако сообщили, что предстоит взять штурмом райцентр Старобин.
Операция оказалась подготовлена бездарно. Гарнизон легко отбил партизанскую атаку, а затем немцы и полицаи сами перешли в наступление и преследовали уходящих партизан несколько километров. Погибло огромное количество людей.
Бойцы отряда были потрясены происшедшим - такие потери отряд нес только во время блокады. Невольно партизаны стали сравнивать эту операцию с теми, которые прежде проводил сам Пранягин. И сравнение это складывалось отнюдь не в пользу новоявленного для пранягинцев начальства.
Вот тут-то, как келейно решило командование соединения, потребовалось переключить внимание бойцов на нечто иное, отвлекающее от неумелости этого командования организовывать боевые операции. Начался поиск внутреннего врага.
Семен Филькштейн дремал в медленно двигавшихся по лесной дороге санях. Неожиданно лошадь рванула, и лежавшая рядом на сене винтовка соскользнула в сугроб. Семен заметил пропажу оружия минут через десять-пятнадцать.
- Эй, ребята, останови! Слышь! Винтовка пропала. Соскользнула, наверное, черт. Найди ее теперь в этом снегу! - И он соскочил с саней, побежал обратно вдоль санного следа, выглядывая пропажу.
- Ты чего? Куда это бежишь? А ну назад, в сани!
- Да винтовка, понимаешь, пропала... - неуверенно-растерянным голосом сказал Филькштейн. В лесу за утерю оружия - смерть.