История с проверкой имела весьма грустные последствия. Мнение представителей партконтроля разделилось. Старший считал, что во всем виноват один Дооху, а младший был уверен, что ответственность прежде всего лежит на Ванчиге, с него и спрос. Дооху же свою вину не отрицал. Он готов был отвечать, но наказание, которому его подвергли, показалось ему незаслуженно суровым — его вычеркнули из списков представленных к наградам по случаю двадцатилетия образования аймака. Нет, не гнался он за наградами и почестями, но неужели ничего не значат долгие бессонные ночи, бесконечные разъезды по аилам, терпение и упорство — все то, что он делал для людей? Он сердцем прикипел к этому объединению и потому сам испугался, когда однажды коварная мысль обожгла нутро: а не податься ли в другие края? Слишком трудно складываются у него здесь отношения с аймачным руководством, так, может, в других местах его лучше поймут? Например, в Убурхангайском аймаке? Работы он не боится, знания и опыт у него немалые. Но Дооху тут же отогнал крамольную мысль. Это не достойно коммуниста — искать где полегче да попроще. Так-то.
А ВОТ И ДАМБИЙ!
Дамбий сидел в юрте, размышляя, к кому бы из соседей наведаться в гости — к тем, что кочуют к востоку от него, или к тем, что пасут скот на юге? В кои-то веки выдался свободный денек. Дамбию удалось уговорить свою дальнюю родственницу, правда, часто и подолгу хворавшую старушку, присмотреть за его хозяйством.
Перед поездкой следовало хорошенько подкрепиться. Дамбий взял с полки чашку, но она показалась ему маленькой, и он налил себе чаю в большую эмалированную кружку, добавив в чай порядочный кусок масла. Немного подумав, развязал мешок и зачерпнул оттуда горсть ячменя. Распаренный в кипятке ячмень издавал дразнящий аромат. Эх, будь здесь Бадам, они бы на пару полакомились. Наверняка ей, бедняжке, теперь нечасто приходится отведывать ячменя.
Дамбий пил, уставясь в одну точку, знакомые мысли не покидали его. И решение, куда ехать, пришло как бы само собой. Дамбий, не чувствуя никакого вкуса, дохлебал сладковатую кашицу и торопливо вышел вон. Вскочив в седло, он что было мочи погнал своего жеребца, словно опасаясь, что может вдруг передумать и не поехать на центральную усадьбу. Сегодня он должен заявить, что хочет вернуться в объединение.
Дамбий давно пришел к этой мысли, но всякий раз, когда доходило до дела, сразу находилась тысяча причин, чтобы повременить.
Разгоряченный, на взмыленной лошади появился Дамбий на центральной усадьбе. В поселке было людно, и это ему не понравилось — ведь его возвращение не было триумфальным, напротив, Дамбий чувствовал себя побежденным, и ему меньше всего хотелось сейчас встречаться со старыми знакомыми. К счастью, никто из них не попался по дороге, и Дамбий совсем уж было успокоился. Но не тут-то было. На пороге конторы, куда он держал путь, сидела старушка Лундэг. В ее старых узловатых пальцах сновало веретено, на коленях лежал большой моток шерсти. При виде Дамбия старушка оживилась.
— Здравствуйте, бабушка Лундэг! — поклонился Дамбий. — Рад видеть вас во здравии.
Ответ был обескураживающий.
— Я-то здорова, милок. А вот у тебя все ли в порядке тут? — она постучала пальцем по лбу. — Выжил из дому жену и дочь, теперь они, бедняжки, в чужом аиле приют нашли, а тебе и горя мало. Ну что ты за человек, ответь мне по совести!
«Ну, все, — с тоской подумал Дамбий. — Теперь старуху ничем не остановить. Уж лучше повернуть домой. А сюда еще успеется». Но неожиданно для себя Дамбий произнес вдруг севшим голосом:
— Погодите, бабуся, ругаться. Я снова хочу вступить в объединение.
— Давно пора, безмозглая твоя голова!
— После потолкуем, — коротко бросил Дамбий. — Посторонитесь маленько, мне к председателю нужно. Он на месте?
— Там он, повезло тебе, Дамбий, что Дооху нынче задержался, — ответила Лундэг, нехотя давая Дамбию проход. Недовольная, что ей не дали высказаться до конца, она смотрела, как Дамбий решительно шагнул в контору.
Зато Дооху, сидевший за своим столом в глубокой задумчивости, не сразу поднял голову при появлении нежданного посетителя. Дамбий без приглашения опустился на жалобно скрипнувшую табуретку.
— А, это вы, товарищ Дамбий! — так, словно приход Дамбия был самым обычным делом, буднично сказал председатель. — Что за дело у вас?
— Хочу вернуться в объединение! — выпалил Дамбий. — Трудно мне живется, председатель. Хозяйство ведем на два дома, за скотиной не успеваю присматривать. Не думайте только, что я какой-то легкомысленный — то вступаю в объединение, то ухожу, то снова назад прошусь. Я больше никуда не уйду, слышите? Слово даю.
— Хотелось бы знать, что движет вами, Дамбий? — задумчиво спросил председатель, вглядываясь в измученное лицо посетителя. Дамбий повесил голову. Разве высказать словами, какая тебя снедает тоска, когда сидишь, как сыч, один в просторной юрте, и руки ни к чему не лежат, и на сердце пусто? Но ответил он не то, что чувствовал.