Цамба все больше и больше сердился на своего сына: дни и ночи проводит на стройке, об отчем доме и думать забыл, не может выкроить несколько дней, чтобы навестить родителей, подсобить, коли нужда есть. И вот однажды за ужином жена Цамбы, видя, что муж сидит понуро и даже не притрагивается к еде, решительно сказала:
— Поезжай-ка ты, Цамба, в правление. Скажи, что у нас одичало несколько лошадей, надо их заново объезжать. А тут как раз и стрижка овец подоспела. А у тебя рука болит после того, как ты съездил за солью на озеро Борнур. Сами мы не можем управиться. Пусть-ка правление отпустит на несколько дней нашего Чойнроза. Уверена, они не откажут в нашей просьбе.
Цамба воспрянул духом. До чего же у него смекалистая жена! Самому бы ему вовек не придумать таких веских доводов.
На другое утро, спозаранок, он отправился на центральную усадьбу. Но председателя уже не застал на месте: куда-то уехал. Просьбу Цамбы внимательно выслушал секретарь партячейки.
— Не огорчайтесь, товарищ Цамба, — сочувственно сказал он. — Мы подумаем, как вам помочь. Сколько у вас необъезженных лошадей?
— Пяток наберется, да еще у соседей подобное же положение. Пожалуй, около двух десятков всего. Даже у старика Пила есть одна такая, огонь, а не кобылица, человека к себе за версту не подпускает. Раньше Чойнроз коней объезжал, теперь некому.
«Верно говорит Цамба, — подумал Сурэн. — Я уже слышал, что и в других хотонах немало необъезженных лошадей. Упустишь момент — после вовсе не справишься, дичают животные. Надо принимать меры».
— Возвращайтесь к себе, Цамба-гуай, а мы тут это дело обмозгуем и поможем, непременно поможем, — пообещал он.
Цамба вернулся домой довольный. Вот только на расспросы жены, когда же отпустят Чойнроза, ничего вразумительного ответить не мог — вроде бы и не обещал Сурэн исхлопотать Чойнрозу отпуск, а вроде бы и обещал помочь.
— Ох, боюсь, останешься ты в дураках, Цамба, — сердито сказала супруга. — Лучше бы я сама поехала.
Тем временем Сурэн вызвал к себе группу молодежи во главе с Магнаем и поручил им объехать хотоны, помочь пожилым аратам объездить лошадей. Заметив среди юношей единственную девушку, Сурэн искренне изумился:
— Магнай, неужто ты включил девушку в этот отряд? Не трудная ли для нее работа?
— Да это же наша Ульзий, вы не узнали ее, Сурэн-гуай? Вы бы видели, как она укрощает самых строптивых скакунов! Берет коня, словно в клещи.
— Наша Ульзий, — подал голос старик учетчик, — любому парню сто очков фору даст.
Сурэн с недоверием покачал головой.
— Смотри, Магнай, как бы чего не вышло. Доверяю ее под личную твою ответственность.
— Хорошо. А знаете, по-моему, мы должны устроить соревнование, кто лучше и больше лошадей объездит. И через две недели победитель поедет на аймачные соревнования.
— Только надо заранее обговорить все условия, — предложил Чойнроз.
На том и порешили.
После короткого собрания отряд «объездчиков» отправился на задание. Когда к Цамбе средь бела дня вдруг нагрянуло свыше десятка всадников, он поначалу даже растерялся, но, увидав среди них сына, возликовал — значит, удалась хитрость, и он многозначительно покосился на жену.
— Почему вас так много, сынок? — спросил Цамба у Чойнроза, едва они обменялись приветствиями. — Лошадей, говоришь, объезжать будете? Но у нас в хотоне столько необъезженных лошадей не найдется.
— У нас целых два отряда. Первый к югу поедет. А мы, кроме нашего хотона, поможем в хотонах Чултэма и Нандия. Мы проводим мероприятие — неделю укрощения диких лошадей. Понятно, отец?
Цамбу аж оторопь взяла — вот что значит жену послушаться! Ведь Чойнроз, сыночек их ненаглядный, упаси бог, может в беду угодить с чужими-то лошадьми. Не хватало еще, чтобы расшибся парень. Одного коня в отцовском табуне объездить — еще куда ни шло, а по чужим хотонам мотаться, десяток лошадей укротить — это уж слишком.
— Накаркала, старая! — сердито шепнул он жене, но та от него лишь отмахнулась. Недаром говорят — у бабы ум короток. Не может женщина предвидеть последствий затеянного.
А Дэжид тем временем наступала на сына:
— Почему это каждый хозяин сам о себе не позаботится? Неужто ты, сынок, обязан объезжать коней у старого Чултэма? Не обязан ты на чужих людей работать. Непорядок у вас в объединении!
Чойнроз покраснел — ему стало стыдно перед товарищами.
— Тише, мама, тише! О чем вы говорите! Не ваше и не наше, а общее у нас хозяйство. И нет у нас своего или чужого, все — коллективное.
— Да уж вдоволь наслушалась с тех пор, как вступили в объединение: твое-мое, мое-твое! — вовсе рассердилась Дэжид. — А то я не знаю — и коней из личных табунов тоже объезжать будете! Вас только к этому делу подпусти!
Она отозвала мужа в сторонку и, не обращая ни малейшего внимания на его недовольство, сердито наказала: пусть даст Чойнрозу смирную, уже объезженную кобылку, а другим — настоящих дичков.
— Может, теленка заколоть, все-таки сын приехал, — угрюмо спросил Цамба. — Хотя нет, погоди, не хватит на всех, ишь, какие здоровяки наехали, что им теленок — на один зубок.