От кочевья к оседлости

Он повел парней в табун. Чойнрозу первому указал на мирно пасущуюся серую кобылу.

— Начинай, сынок!

— Да ведь я еще в прошлом году ее объездил, отец! — удивился Чойнроз.

— А я тебе говорю — бери эту! Она с прошлого лета снова одичала.

Чойнроз, не переча, вскочил верхом на кобылу, а та даже и не взбрыкнула, стоит себе, ждет дальнейших приказаний седока.

— И это называется дикая лошадь, — засмеялся кто-то из товарищей Чойнроза. Впрочем, на Чойнроза больше никто не обращал внимания — каждый занялся своим делом. Чойнроз с завистью наблюдал, как его приятели ловко набрасывали на лошадей арканы, подтягивали к себе и, неожиданно вскочив на спину коня, с веселым гиканьем уносились в степной простор. Сердце Цамбы внезапно смягчилось — надо все-таки заколоть теленка и как следует угостить ребят, вон они как стараются, и он направился в загон.

На другой день Чойнроз сам выбрал себе коня, и уже никто не мог упрекнуть его в том, что отец подсовывает ему смирных лошадей. Домой он вернулся вместе со всеми, разгоряченный, в пыли. Поужинав, отряд расположился на ночлег — неподалеку от юрты, прямо под открытым небом. С этим отцовское сердце никак не могло смириться. Цамба украдкой подобрался к Чойнрозу и горячо зашептал ему в ухо:

— Сынок, ступай спать в юрту. Домой, чай, приехал — не к чужим людям.

Чойнроз притворился спящим.

— Да мне потолковать с тобой надобно, — настаивал Цамба. Чойнроз нехотя поплелся в юрту.

Отец и сын уселись рядом.

— Измаялся, поди, на стройке-то? — осторожно начал Цамба.

— Как не измаяться, покидай-ка кирпичи с утра до вечера, — вздохнула Дэжид из-за своей ситцевой занавески. — Себя не жалеешь, так хоть о нас, стариках, подумай. Трудно нам, помощь нужна в хозяйстве.

— Вот и я о том же… — обрадовался Цамба тому, как точно высказала его мысли жена.

— Ничуть я не устал, — возразил Чойнроз. — Знали бы вы, как там здорово! И кирпичи я кладу словно играючи. Да я работаю не хуже любого городского каменщика — быстро, аккуратно. Вот погодите, скоро получу законный отпуск, приеду домой и построю вам с матерью добротный дом.

— Законный отпуск? — ахнул Цамба. — А вдруг не дадут, пообещали только, а не дадут?

— Быть того не может, — смеется Чойнроз. — Председатель Дооху сколько раз говорил: все, кто хорошо работает, могут отдохнуть в доме отдыха объединения, который строится у речки Чицрагийн. А наш председатель слов на ветер не бросает.

— Вот и съезди туда, сынок, мы и без дома проживем, как всю жизнь прожили. Только пора тебе остепениться, семью завести, ведь к тридцати дело идет. Вот не будет нас с матерью, останешься один как перст. Я ведь неспроста тебя сюда вызвал. Хотел серьезно потолковать насчет женитьбы.

— А вы сами, отец, в каком возрасте женились? Вам уже за тридцать было, вот и я так же.

— Я себе тогда набавил три-четыре года — для солидности. Ростом-то я не особо вышел, думал, хоть годами возьму, — засмеялся Цамба. — А ты, сынок, подумай над моими словами хорошенько!

Чойнроз кивнул.

Наутро, едва забрезжил рассвет, молодежный отряд умчался в другой хотон — к Нандию. Не успела улечься пыль от конских копыт, как в Хотон к Цамбе нагрянули новые люди. «Это еще кто такие?» — встревожился Цамба. Отродясь у него столько народу не бывало. Небось какая-нибудь очередная проверочная комиссия.

— Здравствуйте, Цамба-гуай! — закричал ехавший впереди всадник. — Кажется, ваша отара на месте?

— Отара-то в загоне, да вам ведь, верно, она ни к чему, — ответил Цамба, все еще надеясь, что отряд проедет мимо. Надоела ему суматоха, да чем больше гостей, тем больше расход в хозяйстве.

— Именно ваша отара нам и нужна, — отвечали приезжие.

Оказалось, это молодежная бригада стригалей. Создана она на время, чтобы помочь аратам. Об этом распорядился председатель Дооху, поскольку к нему поступило много просьб от стариков, в хозяйстве которых не хватает рабочих рук.

«Об этом и на последнем собрании говорилось», — припомнил Цамба. Только не думал он, что это дело так быстро наладят. Да почти все уже постригли овец. Осталось всего несколько отар нестриженых, в том числе и его.

— Заходите, ребятки, в юрту, я вас чайком напою, а там и за работу приметесь! — приветливо пригласил он прибывших.

После обеда, управившись со стрижкой, отряд отбыл в хотон к Лувсанпэрэнлэю. Там его тоже радушно приняли, и все было бы хорошо, если б один из стригалей — Галдан, у которого все еще руки чесались, не поймал напоследок единственного барана в «шубе» и вмиг не оголил его. На беду, это был баран из личного хозяйства Лувсанпэрэнлэя, и барана этого никогда не стригли — хранителя стада вообще стричь нельзя. Ох и рассвирепел же хозяин!

— Кто это сделал? — кричал Лувсанпэрэнлэй зычным голосом.

— Ну, я, — пролепетал Галдан. — А что, нельзя? Лето стоит жаркое, вот я и решил спять с него меховую шубу. Тяжело ведь бедняге.

— Ладно уж, — смягчился суровый хозяин, на которого подействовал смиренный вид Галдана. — Да ведь не простой баран был, а хранитель стада. Всего у меня и было только два таких. Первого Дамбий, чтоб ему пусто было, зарезал еще в прошлом году, второго вы раздели, погубили.