От кочевья к оседлости

Не слушая больше жалобных причитаний хозяйки, Сурэн взялся за приготовление обеда, хорошенько вымыл и почистил овощи. Сперва он намеревался приготовить на двоих-троих, а потом, смекнув, что придется угостить всех жителей этого аила, начистил целую гору картошки и капусты.

Дэмбэ сперва старалась не смотреть, как готовит секретарь, но женское любопытство взяло верх, и она уже не спускала глаз с его ловких рук, в которых так и мелькал вороненой стали нож.

— Сколько в вашем аиле семей? Сколько ртов? — поинтересовался секретарь.

— Четыре семьи, полтора десятка человек. А с детьми все двадцать.

Постепенно в юрту стал набиваться народ. Первыми явились женщины, посланные мужьями «на разведку». Сурэн подробно объяснил им, как чистить овощи, когда лучше солить блюдо. Он приготовил салат из свежей капусты, нашинковав ее, как лапшу, узкими длинными полосками, овощной суп на мясном бульоне и баранину с жареной картошкой.

Пил вернулся как раз к тому времени, когда обед был полностью готов. Заметив, что конь Сурэна все еще стоит у юрты, он было повернул назад, но внезапно ему стало стыдно: сбежал, оставив старуху «на растерзание».

Из юрты доносились громкие голоса. Пил прислушался. «Наверняка идет собрание всех аильчан. Ну и влетит же мне сейчас! — мелькнуло в голове у старика. — И поделом мне, старому дураку!» А тут как раз Дэмбэ выглянула в дверь и поманила мужа рукой. Волей-неволей пришлось старине Пилу оставить лошадь у коновязи и вступить под родимый кров. К его удивлению, в юрте шло настоящее застолье. Здесь и впрямь собрались все аильчане, и у каждого в руках — чашка или тарелка с едой. От запаха пищи у Пила даже закружилась голова. Он судорожно сглотнул слюну.

От большого котла шел ароматный парок. Сурэн продолжал разливать суп.

— Давайте вашу чашку, Пил-гуай, — сказал он, зачерпывая поварешкой из котла.

— Ладно, сынок, — скрепя сердце согласился Пил — если надо, он пойдет на эту жертву. — Плесни мне немножко своего варева.

Сурэн налил ему супа на самое донышко. Старик недоверчиво понюхал, хлебнул разок, другой и сам не заметил, как вмиг опустела его посудина.

— Добавить? — спросил Сурэн, украдкой наблюдавший за Пилом.

— Добавь, сынок!

На этот раз Сурэн наполнил ему чашку до краев и передал тарелку с капустным салатом.

Пил расправился с едой в мгновенье ока.

— Еще супу! — потребовал он, утирая со лба капли горячего пота. Лицо его раскраснелось, на губах заиграла довольная улыбка.

— Еще второе будет, — возразил Сурэн.

Баранина с картошкой привела старика в полный восторг. Он несколько раз просил добавки, пока Дэмбэ, с тревогой наблюдавшая за супругом, решительно не воспротивилась:

— Хватит, старик, не ровен час лопнешь.

— Ну как, понравилось? — спросил Сурэн, отставляя опустевший котел и кастрюлю.

Ответ был единодушный — еда замечательная.

— Больше не выкидывайте овощи. Сами видели — сегодняшний обед, которым я накормил двадцать человек, приготовлен всего из четырех килограммов мяса. И дело не только в экономии. Овощи полезны особыми веществами, называемыми витаминами.

— Но мы не умеем так хорошо готовить, как вы, товарищ секретарь, — возразили ему.

— Научитесь. Невелика премудрость, было бы желание. Я останусь у вас еще на два дня и научу готовить все, что умею сам. А в другие аилы и хотоны мы командируем повара из объединения.

Не двое суток, как планировал Сурэн, а целых четверо провел он в аиле старого Пила, передавая аратам навыки обращения с незнакомыми продуктами. Только убедившись, что они больше не станут пренебрегать овощами, он уехал.

Сурэн торопился на центральную усадьбу, там предстояло торжественное открытие столовой, красного уголка и магазина. С раннего утра в поселке жарко топили баню, и любой приезжий мог смыть в ней дорожную грязь. Народ туда шел охотно. Сопротивлялись только старые женщины.

— Не принуждайте их, — приказал Дооху бригадиру молочной бригады Баасану, когда тот очень уж насел на двух пожилых араток. — Лучше расскажите, что тут у вас произошло между Ванчигом и Загдом?

— Пока из бани выходила первая очередь, Загд вдруг вцепился в Ванчига и порвал на нем исподнее. Ванчиг тоже в долгу не остался, пришлось их холодной водой разливать. Да вот и Ванчиг собственной персоной, пусть сам расскажет.

— Почему подрались? — сурово спросил Дооху, останавливая проходившего мимо Ванчига.

— Представляете, товарищ председатель, — отозвался тот, подставляя прохладному ветерку разгоряченное лицо, — этот тип мне заявляет: «Прослышал я, что лошади вашего объединения забрели в глубокий овраг, и выгнать их оттуда нескоро удастся». Слышали б вы, как он злорадствовал. И что это за слова — «вашего объединения», будто он сам не такой же, как мы, член объединения. Он у меня еще попляшет, я ему припомню его ехидство.

— Зачем же кулаки в ход пускать? — удивился Дооху. — Вы лучше на словах объяснитесь.

Однако в душе председатель остался доволен: Ванчиг, один из тех, кому особенно трудно давалось приобщение к новой жизни, решительно выступил в ее защиту.