У нас действительно была эскадрилья и особого труда скрыться, скажем, в Финляндии или Швеции не составляло […] Я ответил отказом и тут же все рассказал Ванникову.
Из Кремля вместе с ним поехали к нам домой на Мало-Никитскую. Это неподалеку от площади Восстания. Жили мы в одноэтажном особняке еще дореволюционной постройки. Три комнаты занимал отец с матерью, две — я со своей семьей. Когда подъехали, со стороны улицы ничего необычного не заметили, а вот во внутреннем дворе находились два бронетранспортера […] Сразу же бросились в глаза разбитые стекла в окнах отцовского кабинета. Значит, действительно стреляли […] Не было, разумеется, и настоящего боя. Все произошло, насколько я понимаю, неожиданно и мгновенно.
С отцом и я, и Ванников должны были встретиться в четыре часа. Не встретились […] Внутренняя охрана нас не пропустила. Ванников потребовал объяснений, пытался проверить документы у военных, но я уже понял все. Отца дома не было. Арестован? Убит? Когда возвращался к машине, услышал от одного из охранников: «Серго, я видел, как на носилках выносили кого-то, накрытого брезентом».
Серго Берия и его мать Нина Теймуразовна Гегечкори несколько месяцев содержались под домашним арестом на правительственных подмосковных дачах. После домашнего ареста последовало помещение в одиночные камеры Лефортовской, а затем Бутырской тюрем. Официальных сообщений о смерти Берии тогда еще не опубликовали. Труп Берии никто из родственников не видел. Много позже сообщили, что 26 июня Берия был арестован, помещен в тюрьму и застрелен 23 декабря 1953 года прямо в камере маршалом советской армии Павлом Батицким.
Серго Берия вспоминает, как в один из дней к нему на допрос в кабинет следователя в Лефортово приехал Маленков, в тот момент председатель Совета министров СССР:
Говорили мы с глазу на глаз. Хотя уверен, запись велась — все кабинеты тюрьмы были оборудованы соответствующим образом. Маленков сразу сказал, что приехал сюда только из-за меня. Если коротко, разговор состоялся между нами такой. Маленков сказал, что его коллеги считают, что как член партии и полезный член общества, я просто обязан дать те показания, которые от меня требуются. «Это нужно». Такие вещи, сказал, в истории нашего государства уже бывали. Это позволит сохранить мне жизнь и встретиться с моей семьей.
Я поблагодарил его за заботу, но сказал, что не могу выдумать то, чего не было. Вымаливать себе жизнь ценой предательства отца и матери я не могу. Думаю, сказал, Вы, Георгий Максимилианович, должны понять, что это было бы подлостью. Маленков не стал продолжать разговор: «Ты подумай… Я недельки через две-три заеду к тебе, и мы поговорим». […] Маленков действительно приехал еще раз.