От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

П.В. Стегний. Нет, послушайте. Вот разница принципиальнейшая. Что вы используете глагол «уцелеть», а я использую глагол «сохранить». Сохранить все, что у нас было наработано позитивного в советские времена, и то, что на каком-то этапе какие-то группы во власти пытались разрушить. Но они настолько не были уверены в себе, что все их решения были половинчаты, не доведены до конца, и потенциал МИДа сохранен благодаря Примакову, который решительно повернул курс и внешней политики, и вообще наших внутренних самоощущений в другом направлении. Все это ему удалось сохранить, я думаю, в полной мере.

Автор. Я в оттенках не вижу особой разницы. А вы можете сейчас вот эти группы «разрушителей» назвать? Или это у нас останется за кадром, в отличие от первой части уже опубликованной книги, в которой я смог немного раскопать взаимоотношения МИДа, международного отдела ЦК, КГБ, некоторых министерств, военных. То есть дать какую-то объективную картину. Например, как развивалась история с нашими долгами странам Персидского залива.

П.В. Стегний. Я думаю, об этом еще нельзя говорить, потому что..

Автор. Живы те люди?

П.В. Стегний. Не только. Например, я в принципе уважаю многих, которые стояли на самом верху. Я понимаю, что им приходилось идти на компромиссы, возможные сделки с совестью по нескольку раз в день. Была кардинальная смена социально-экономической формации. И поскольку сделали упор на частную инициативу, здесь очень сложно провести грань: что было рационально, что было нерационально. Сама операция — революция сверху… В ней уже такой потенциал и аморальности, и чего угодно, что, я думаю, сейчас мы еще не на том историческом расстоянии, чтобы давать оценки. Кто-то в определенных ситуациях вел себя рационально, а в других вызывал обоснованные вполне подозрения относительно чистоты намерений. Когда мы входили в капитализм, появились такие совершенно новые для нас вещи, как комиссионные, которые развращали госаппарат. Мы сейчас открыто говорим об «откатах», о проблеме вот этих черных денег. На Западе все это существует. В других формах, завернутых в целлофан, освященных вековой традицией. Поэтому я не думаю, что мы сейчас здесь можем расставить все точки над «i».

Автор. Ладно. Кстати, Примаков в своей книге «Встречи на перекрестках» очень жестко и откровенно оценил ситуацию с коррупцией и рассказывал о своих попытках ограничить ее. Может быть, это было главной причиной, почему Ельцин так быстро отправил его в отставку.

Игнорировать нельзя вмешиваться…

Пусть отношения с США и Западом доминировали во внешнеполитическом мышлении и деятельности российского руководства. Пусть официально пользовались приоритетом отношения с СНГ, хотя со временем они продемонстрируют и успехи и очевидные провалы. Пусть Ближний и Средний Восток как бы не интересовал в начале 90-х российское руководство, но его значение в мире и конфликтогенный потенциал подталкивали Россию сначала к ограниченному, а потом и несколько большему участию в делах региона.

Правда, обстановка внутри России не способствовала ее престижу в странах региона. Мусульманскому менталитету чуждо покаяние за прошлые грехи. Самобичевание, отрицание прошлого, очернение всего, что было сделано Советским Союзом, воспринималось как идеологический стриптиз. Для левых и антизападных националистических сил это означало крушение их собственных принципов и надежд, а для разнокалиберной элиты стран, даже стоявших по разную сторону баррикад в холодной войне, — горькую необходимость принять в качестве безусловного гегемона Соединенные Штаты.

Хаотизация региона открывала возможности для все большего, хотя и ограниченного, присутствия здесь России. Но в Москве понимали, что и в 90-х и в нулевых годах США оставались гегемоном на Ближнем и Среднем Востоке, хотя и существовали ограничители их безраздельного влияния.

«Все, что там (на Ближнем Востоке. — А.В.) происходит, для нас важно, — говорил заместитель министра иностранных дел РФ В. Посувалюк главному редактору «Монд дипломатик» А. Грешу. — Действительно, мы сейчас слабы и наши финансовые ресурсы ограниченны. Мы не можем больше выдавать неограниченные кредиты нашим союзникам. Мы не имеем мандата от российского народа поставлять бесконечное количество вооружения. Но у нас есть ряд преимуществ». Одно из этих преимуществ заключалось в том, что Россия больше не связана идеологическими рамками 80-х годов. Ее также не считали дестабилизирующим фактором, так как она не проповедовала революцию и атеизм»^{382}. Поэтому пусть в ограниченных размерах Россия выстраивала сеть сотрудничества со всеми странами региона, от Саудовской Аравии до Египта, включая Израиль.