От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

П.В. Стегний. Большинство дипломатов, особенно младшего и среднего звена, были горячими сторонниками горбачевской перестройки. Хотя ограниченность его словарного запаса и ставропольский говорок смущали, но идеи были свежие. Глава страны, который говорил без бумажки, казался пришельцем с другой планеты… Мы были внутренне согласны, что демократия как лучшая на данный момент организация общества — наиболее приемлемый вариант общего будущего, который позволяет избегать конфликтов, создает некую гармонию интересов, насколько это возможно. Но вскоре выяснилось, что в реальной политике по-прежнему преобладают индивидуальные и групповые интересы.

Автор. В чем был лейтмотив 90-х?

П.В. Стегний. 90-е являли собой сложный, извилистый путь, но было понятно, что его надо было пройти. В тот момент стала подниматься во весь рост политика двойных стандартов Запада. На решающем повороте нашей новейшей истории, в 1993 году, Запад единодушно поддержал расстрел парламента. Потом грянул 1996 год, когда за переизбрание Ельцина заплатили приватизацией стратегических добывающих отраслей промышленности. А кризис 1998 года, когда команда МВФ, консультировавшая, если не направлявшая наши экономические реформы со времен Гайдара, самоустранилась от ответственности за допущенные ошибки, что окончательно развеяло иллюзии плавного вхождения России в мировую рыночную экономику. Поняли, что заехали не туда с диким капитализмом, что демократия — не более чем инструмент, что Запад ведет двойную игру. И тем не менее продолжали идти по демократическому пути, пытаясь подстроиться к мировым трендам.

Автор. А как вы в контексте всех этих идей рассматривали задачи и возможности на Ближнем Востоке? Что мы, в частности, ждали от восстановления отношений с Израилем? Что мы реально получили?

П.В. Стегний. Во-первых, восстановление отношений с Израилем рассматривалось в либеральных кругах России как необходимая часть, может быть, даже символ поворота курса в направлении «общечеловеческих ценностей». Всей этой лабуды неолиберальной, с которой нам пришлось лет двадцать разбираться и понимать все-таки, где мухи и где котлеты. Это был в определенной мере символический шаг. После 1967 года, в период, когда у нас не было дипотношений, мы развернули на уровне государства очень серьезную антисионистскую деятельность, был создан Антисионистский комитет. Это была уже идейная конфронтация не просто с Израилем, а с выстроенной западной пирамидой, в которой основным компонентом базы были все-таки мировые финансы, а в них серьезно участвовали еврейские финансовые круги. Сюда же входили и средства массовой информации, в которых влияние евреев всегда было очень сильным. Мы как бы предлагали включить нас в то пространство, где делалась политика, принимались серьезные финансовые решения, то есть вплыть обратно в мировое сообщество.

Автор. Насколько мне известно, окружение Горбачева настойчиво убеждало его, что за сионистами и масонами стоит внушительная сила. Поэтому он заигрывал с ними, стремясь добиться признания со стороны США и Западной Европы. Антисионистская кампания была свернута. Сионистам и масонам было разрешено открывать свои филиалы в СССР и затем — в России. Первая ложа Бнай Брита по личному распоряжению Горбачева была открыта в 1988 году. За ней последовали другие. ООН отменила известную резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН 1975 года, в которой сионизм был признан одной из форм расизма и расовой дискриминации. В июне 1992 года лишенный всех постов М.С. Горбачев был принят на высшем уровне в Израиле. Мы рассчитывали на то, что таким путем будет открыт один из каналов, с помощью которого мы хотели стать частью Запада, одной из его составных частей, чтобы нас уважали, наши интересы учитывали, хотя мы сами не понимали тогда наши интересы. Так вы трактуете это дело?

П.В. Стегний. Я думаю — да, что мы о наших интересах имели достаточно смутные, совершенно советские представления. Вот мы ссорились, теперь будем мириться. Мы полагали, что остаемся одним из двух естественных лидеров мирового сообщества, несмотря на разукрупнение в Беловежской Пуще.

Автор. Но, может быть, через восстановление отношений с Израилем просматривалось стремление восстановить отношения с международной еврейской элитой, чтобы она из нашего противника превратилась в нашего если не союзника, то партнера. Так было в конце 20-х годов прошлого века, так было во Второй мировой войне. Это были наивные надежды? Мы хотели их использовать, а они хотели использовать нас…

П.В. Стегний. Ну, наверное, такая точка зрения имеет право на существование. Но главное, в чем мы разочаровали Запад и наших израильских партнеров: мы не были склонны к торгу. От нас ждали уступок, а мы все-таки были в плену у идеи конвергенции. Мол, холодная война закончилась вничью. Мы все выиграли от победы над тоталитаризмом, коммунистической идеологией.

Автор. Ну, это набор слов, модный тогда.