От любви до ненависти, Уокер? (СИ)

Его магию, оставшуюся здесь.

Она согревала, когда кончики моих пальцев покрывались инеем. Она шептала, неразборчиво и сбивчиво мне на ухо, как важно бороться. Магия будоражила воспоминания, показывала фрагменты моей жизни, принуждала переживать заново то, что так отчаянно я пыталась запереть. Пока я не поняла, что всё, тянувшееся на поверхность, было не слабостью, а непревзойдённой силой.

Я подставила лицо утреннему солнцу, впитывая тёплые лучи, и поприветствовала дом, послав ответную волну будоражащего ветра. Он пронёсся по прозрачным занавескам, скрывающим арочные окна, поднимая их и опуская обратно. Маленькое лакомство для хранителя большого количества магических и демонических сил. Задобрив дом, я ещё раз напомнила о гостях, которые не должны видеть магического проявления сегодня вечером. Через несколько секунд картины, изображающие мою семью и принадлежность к другому миру, стали исчезать одна за одной: Мими и Коул, в истинных обличиях, с видом на Адский лавовый прилив, Данте, впервые поднявшийся в небо рядом с Алеком, Дино, вокруг которого парили склянки зелий и открытый гримуар в стенах библиотеки академии, Даниэлу и Рэн, посылающих сияющие искры звёздной пыли в небо, с самой высокой точки китайской стены.

Я поставила сумку на форбаум{?}[деталь лицевой части корпуса рояля. (Крышка)], и подхватила пиджак, что оставила здесь вчерашним вечером, со спинки кресла. Сегодня самый волнительный и важный из дней в жизни моих детей. Я извинилась перед ними, что пришлось отлучиться до вечера. Данте и Даниэла рассмеялись, будто ожидали такого поворота и, обняв меня, просто сказали возвращаться как можно скорее. А на вручение дипломов с ними отправятся бабушки и дедушка. Не считая остальных членов нашей большой семьи.

Я снова почувствовала прилив злости.

Выставку, что запланировали на следующую неделю, акционер, который оплатил все расходы, перенёс на сегодня, оправдываясь тем, что вскоре ему придётся уехать за границу, для решения более важных вопросов.

«Я могла бы и сама оплатить все расходы и любые материалы, которые потребовались». Но негласное правило, которое я оговариваю с любым художником, гласит: я предоставляю лишь место, что уже, для любого неизвестного творца подарок. Он же — творец, — должен убедить представителей и потенциальных спонсоров, что его картины достойны вложения.

Для творческого человека, его детище – самое ценное и дорогое. Но не в бизнесе, где никто не хочет потерять свои деньги.

Когда я только открывала свою галерею, Лилит меня поддержала, сказав, что я помогу многим неизвестным, но впечатляющим талантам. Бабуля наоборот заявила, что щедрость должна иметь границы и моя мягкотелость должна скорее выветриться, иначе мне сядут на шею.

По человеческим меркам мне сорок один год. Благодаря генам ведьмы, и узам, которыми я была скреплена с Люцифером, выгляжу я не больше чем на тридцать, что в некотором роде даёт преимущество, а в другом наоборот.

Сначала в ход пойдут заклинания, чтобы люди, знающие меня десять лет назад не задавались вопросом о том, как удаётся мне сохранить внешность молодой девушки. Позже, лет через двадцать-двадцать пять, наброски «стареющей вуали» сгладят углы для соседей и знакомых.

Либо мне придётся покинуть этот дом. Переехать в место, где меня никто не знает.

Чашка свежесваренного кофе ждала меня на столе. Под блюдцем я заметила кусочек оторванной бумаги и перевернула. Красивым, вычурным почерком, уже двенадцатое утро подряд одно лишь слово: «Прости».

Алек. — подумала я и вспомнила нашу встречу две недели назад.

— Невероятно.

Этот голос. Я не слышала его голос три года. Три. Грёбанных. Года. А он стоит и светится? Буквально искрится радостью, поглаживая оперение моей дочери.

Даниэла.

Я перевела взгляд на покрасневшее лицо девушки и бросилась к ним, протягивая к ней руки. Алек, словно опомнившись, убрал загорелую ладонь, которой обхватил талию Даниэлы и подтолкнул девушку вперёд. Она обернулась на него, будто спрашивая о чём-то, на что Алек еле заметно кивнул, не стирая с лица улыбки.

— Мам, — она всхлипнула и, шагнув со ступеней, её ноги немного подкосились. — Проклятье! Какие они тяжёлые.

Я провела пальцами по её лицу, убирая мокрые капли под глазами.

— Как такое возможно… — Прошептала я, осматривая лицо дочери. — Как ты, милая? Как это произошло?

Даниэла провела руками по пышным каштановым волосам, смахивая их назад и те, зацепившись за когтистый угол крыла, заставили её выругаться.

Я поджала губы, чтобы не отпугнуть её; зелёные глаза сверкнули, когда она обратила внимание на моё выражение лица.

— Я… прости, мам. Честно я не понимаю. — Девушка дёрнула плечом, отчего крыло поднялось вверх, сбивая стоявшие рядом кресла. От порыва ветра картины вздрогнули на стене. Несколько упали и стеклянные рамки разбились. Ваза с букетом пионов упала с кофейного столика и разбилась, заливая бежевого цвета ковёр. Ручной работы. Из Милана. От мастера, что умер несколько лет назад. — О, дедуля…