От мира сего

— Не столь греховодница, сколь чревоугодница…

И вот они договорились встретиться. Вершилов поехал из больницы. Тузик из дома. Вершилов добрался минут на двадцать раньше Тузика, стал возле раздевалки, ожидая ее.

Мимо проходили посетители; наверно, это была постоянная, привычная для этого дома публика, мелькали иной раз лица, необычайно знакомые, так и хотелось спросить: «Где я видел его или ее? Почему мне знакомо это лицо?»

Проходили и совсем молодые, очевидно будущие артисты. Вершилов смотрел на них во все глаза.

Они как бы несли себя, словно бы не обращали ни на кого внимания, но на самом деле зорко и внимательно ловили даже самый беглый взгляд.

И, казалось, каждый играет какую-то, только ему понятную и известную роль.

«Растиньяки и растиньячки», — мысленно усмехался Вершилов, глядя на их дешевенькие одежды с непременной, однако, претензией во всем: у кого необыкновенно яркий бант возле ворота, у другой вязаный длинный шарф через плечо, у третьего поверх рубашки свитер-самовязка, огромный воротник, грубая вязка, излишне длинные рукава…

«А ведь каждому мнится, что он гений, именно он, никто другой, — думал Вершилов. — И он завоюет мир, весь мир будет лежать у его ног, как же иначе?»

Чем-то все они казались схожими друг с другом. Чем? Может быть, этой своей небогатой, но модной одеждой? Или жадным, ищущим взглядом? Или неспокойной суетливостью?

Когда пришла Тузик, он спросил ее:

— Как думаешь, это, должно быть, будущие артисты? Студенты театральных вузов?

— Может быть, просто, как и мы, пришли поглядеть, что это такое ВТО, — ответила Тузик.

Вершилов покачал головой:

— Иногда мне сдается, что ты куда старше меня…

И Тузик немедленно согласилась с ним:

— Разумеется, и на много-много старше…

«И все-таки Тузик мне духовно ближе, чем Валя, — подумал Вершилов, глядя на экран будапештского кинотеатра. — Если бы она еще нисколько не походила на своего дедушку, как было бы хорошо…»

Потом он перестал вспоминать и думать, потому что начался фильм, классический детектив в стиле Хичкока, ужасы, привидения, нервные герои, то и дело теряющие сознание, проницательные сыщики, с трудом побеждающие всякого рода монстров…

Он вышел на улицу; яркое, уже совсем по-летнему обжигающее солнце ослепило его, навстречу шла толпа, как и всегда в Будапеште, казавшаяся ему веселой, нарядной, оживленной.

Он поднял руку, остановил такси; молодой смуглолицый шофер вопросительно посмотрел на него.

— Фармацевтический завод… — чуть запинаясь, сказал Вершилов. — Вы поняли?

Шофер кивнул, резко вывернул машину, обогнул площадь и ринулся по соседней улице, прямехонько по направлению к заводу.

Будапештские шоферы ездят обычно очень быстро…

Доктор Йонаш стоял возле заводских ворот, Вершилов невольно оценил эту вежливость по отношению к нему, иностранцу, потом он догадался: Йонаш хотел оплатить за него такси, он быстро вынул кошелек, быстро сунул шоферу сотню форинтов, сказав по московской своей привычке:

— Без сдачи…

Он не заметил, что произнес эти слова по-русски, но шофер понял его, радостно осклабился и мгновенно исчез, как бы боясь, что тароватый иностранец передумает и потребует всю сдачу сполна.

Хотя доктор Йонаш стоял поодаль, он почему-то все как есть понял. Крепко пожав руку Вершилова, поздравив его с благополучным прибытием, укоризненно заметил:

— Не надо так разбрасывать деньги, друг мой. Зачем?

— Захотелось, — ответил Вершилов, ожидая ответной улыбки, но Йонаш еще раз покачал головой, не сдаваясь:

— Так не надо делать…

— Почему не надо? — спросил Вершилов. — Разве плохо принести кому-то хотя бы маленькую радость? Ведь этот парень, должно быть, рад-радешенек, что получил около сорока форинтов сверху.

— Это плохо, — безапелляционно заявил доктор Йонаш. — Во-первых, вы рискуете остаться без гроша, а на чужбине это очень вредно и плохо, во-вторых, вы развращаете молодое существо, в-третьих…

— Ладно, — прервал его Вершилов. — Хватит. Не будет денег, друзья выручат, хотя бы вы, доктор Йонаш, что, нет, скажете?

— Выручу, — согласился доктор Йонаш, улыбнулся, и мигом в лице его исчезла брюзгливость, стало видно, что он, в сущности, славный малый, может быть, немного ограниченный, в чем-то даже чуть-чуть зануда, но в общем неплохой и добрый мужик, с которым можно иметь дело…

Они шли по заводскому двору, Вершилов обратил внимание: почти все рабочие, встречавшиеся им, здоровались с доктором Йонашем.

— Вас все, видно, знают, — сказал он.

— А как же? — спросил Йонаш. — Я же здесь работаю более двадцати лет, меня знают все, и я всех знаю…

— Сколько человек работает на вашем заводе? — спросил Вершилов. — Если, конечно, не секрет?

— Какой там секрет, — улыбнулся Йонаш. — Теперь у нас уже более пяти тысяч рабочих, а в недалеком будущем, надеемся, эта цифра вырастет до семи тысяч…