Однажды в минуту задумчивости я вдруг понял, что со мной происходит. Раньше я был наркозависимым. Я не слишком психологически силен, чтобы не дать наркотикам завладеть собой. Противопоставить им можно было нечто столь же мощное. Клин вышибается клином. Этим сильнодействующим средством оказалась религия. Не знаю, смогло бы выбить из меня наркотический клин православие, другая мировая религия или тоталитарная секта. Пятидесятничество все-таки щадящее средство психологического воздействия. Это не секта и уж тем более не тоталитарная. Но даже в этой нашей «мягкой» церкви христиан веры евангельской я был религиозным фанатиком.
Это была лишь минута сомнения и анализа. Все остальное время — часы, дни, месяцы и годы — я исполнял свое служение. Я пол-Липецка заставил каяться. А если быть точным, около сорока наркоманов и алкоголиков я направил в реабилитационные центры «Исхода» из Липецка и примерно двадцать пять — из поселка Матырский.
…А судьба готовила мне новое душевное испытание. Молясь о здоровье и благополучии сотен знакомых и незнакомых людей, я совершенно забыл об одном человеке — родном отце. После того, как его посадили, у меня как-то сам собою отключился уголок души, где хранилась память о нем.
На одной из служб я заметил, что пастор Деркач и его жена Марина как-то странно на меня поглядывают. Потом меня пригласили на разговор. Оказалось, что мама прислала телеграмму на адрес общины. Там сообщалось, что мой отец умер в тюрьме. Не знаю, какой реакции от меня ожидала пасторская чета. Я не плакал, не бился в истерике. Молча проглотил эту новость и всё.
Отец умер в Орле, в спецзоне для алкашей, инфекционных больных и психов. Живым оттуда редко кто выходил. Зная это, в своем сердце я похоронил Александра Антошина уже давно. И сейчас я за него даже не молился. Моя душа не плакала, словно умер совсем чужой мне человек.
Сейчас, когда всё в моей жизни по-другому, я иногда думаю: «Мог бы я спасти отца? Помочь ему?» Вряд ли. У меня тогда не было ни денег, ни связей, чтобы вытащить родителя из зоны для обреченных. И, самое главное, что в тот момент я сам балансировал, с трудом удерживаясь между двух позиций: тягостное прошлое и зыбкое будущее.
Через год работы меня немного повысили. Я стал помощником пастора по организации больших публичных богослужений. В мои обязанности входила аренда помещений в домах культуры или кинотеатрах, доставка аппаратуры — микрофонов, колонок, усилителей, проекторов, обеспечение охраны, взаимодействие с милицией. А еще наша церковь проводила семинары, конференции в разных городах — разослать приглашения, нанять автобус, выдать командировочные и суточные — все было на мне.
Иногда в каком-нибудь арендованном помещении мы устраивали «Вечер хвалы». Собиралась там в основном молодежь, потому что такие духовные тусовки могли растягиваться на всю ночь и не у каждого пожилого на религиозный марафон хватало сил. Мы молились там за всех и за каждого в отдельности, пели духовные песни под минусовку и живую музыку. Протестанты общаются с Богом не при помощи старинных торжественных песнопений и хоралов, а под современные популярные мелодии. Можно было и танцевать, если душа этого просила.
Два с половиной года Липецкой миссии я не получал никаких денег для себя лично, но в средствах особенно не нуждался. На церковные нужды я тратил общественные деньги. Их сумма складывалась из добровольных пожертвований адептов и церковной десятины. В любом пятидесятническом доме или в доме опекаемых нами зависимых меня кормили, дарили одежду, обувь.
Как человек общительный, я легко знакомился с людьми. Это входило и в мои миссионерские обязанности. Мне удалось договориться с несколькими начальниками отделений и следователями, которым приходилось ловить мелких наркоторговцев. Надо мной самим долгие годы 228 статья висела, как Дамоклов меч. По этой статье преступникам грозит наказание, прямо зависящее от количества проданного лично или спрятанного в закладке наркотика. Иногда бывает пограничная ситуация — за десяток граммов и посадить могут, но могут и отпустить. В таком случае милиционеры предлагали преступникам (практически все они наркоманы) выбор: или ты садишься в тюрьму или отправляешься на платное лечение к протестантам в «Исход». Чаще выбирали, конечно, второе.
Окончание моей миссии в Липецке вышло не очень красивым. Я крупно поссорился с нашим пастором Деркачом. Мог бы, конечно, и промолчать, сделать вид, что ничего не заметил. Но вера сделала меня принципиальным, ну а бесстрашным я был всегда.
… Я поначалу не очень верил слухам о пастыре. Сначала были разговоры о том, что наш руководитель, духовный лидер посещает женские реабилитационные центры и квартиры, где живут активистки, не только для духовных бесед. Молодые девушки, проходившие курс исцеления, молодые неофитки «Исхода» — все они зависели от пастора и вынуждены были уступать его домогательствам. Он этим беззастенчиво пользовался. Жена Деркача Марина обо всем догадывалась, но молчала.