В правилах «Исхода» значилось: каждый неофит вместе с духовным ростом имеет право и на административное продвижение в соответствии с принятой иерархией. Вначале ты простой адепт, потом миссионер, дьякон, пастор, епископ. Все поступавшие на лечение в реабилитационные центры «Исхода» считались чадами нашей церкви. Оставаться в ней после прохождения курса терапии было личным делом каждого, но оставались многие. Окончание шести- или восьмимесячной реабилитации от наркозависимости вовсе не означало, что теперь все исцеленные и просветленные кинутся в миссионерство. Христа слушали тысячи человек, христианами стали десятки, апостолами — единицы. Потому что много званых, да мало избранных. Миссионерство в «Исходе» было добровольным послушанием, но его еще надо было заслужить. Это ответственное дело доверяли искренне верующим, имеющим дар красноречия и убеждения и не боящимся грязной работы с одуревшими, потерявшими человеческий облик наркоманами и алкоголиками. Да, такова была наша специфика. Мы могли проповедовать на улицах всем подряд, но главной обязанностью было помочь и просветить зависимых. Если водка и наркотики были ипостасями дьявола, мы вырывали заблудших из его когтей.
Одновременно миссия была вторым этапом моей собственной реабилитации. Воздерживаться от наркотиков в реабилитационном центре, в изоляции, легче, чем в миру, полном соблазнов. Теперь никто за мной не следил, не ограничивал моих передвижений. С утра до вечера я был занят порученной мне церковью работой. И даже мысли о наркотиках не возникало. Бывало, нос улавливал запах анаши, доносящийся от проходящего мимо человека с планом. Память просто констатировала «это анаша» — и никаких воспоминаний, ассоциаций и тому подобного. Второй этап реабилитации я перенес легко.
Я был готов к исполнению всех трех частей служения — верил, был красноречив и не боялся испачкаться в уходе за опустившимися наркоманами и алкоголиками. И еще мне хотелось делать карьеру в «Исходе», я мечтал стать пастором, а потом и епископом. В Липецке, куда я приехал в 2006 году, мне предстояло работать в своего рода агитационном пункте. Я всерьез следовал библейскому совету «бери посох, одну одежду и проповедуй». В Липецк я, действительно, прибыл налегке. Разве что вместо посоха мобильный телефон.
Меня встретили на вокзале такие же ребята, как я, бывшие наркоманы, только с большим стажем пребывания в «Исходе». Люди радушные, доброжелательные, всегда готовые помочь. Меня поселили пятым в арендованной двухкомнатной квартире в поселке Матырский под Липецком.
В 60-е годы речку Матыру перекрыли плотиной и получилось водохранилище. В новый поселок, который назвали в честь реки, переселили жителей затопленных деревень. Застроили типовыми хрущобами, только не пятиэтажными, а трехэтажными — экономный поселковый вариант. В Матырском оставались и частные дома с садами, возникли и новые коттеджи. Сейчас поселок уже считается частью Липецка, это обычный тихий русский пригород, где по будням слышен лишь лай собак.
Квартирка была маленькая, с крохотной кухней и совмещенным санузлом. Но зачем особенные удобства для людей, довольствующихся минимумом, которым Господь и так дарит все духовные блага мира?
Мы составили миссионерскую команду, целью которой была помощь зависимым. К нам обращались родные алкоголиков и наркоманов, мы знакомились с больными прямо на улице, иногда они сами обращались к нам за помощью. Вместе с конкретными мерами поддержки, словами сочувствия мы дарили им и слово божье, рассказывали об «Исходе», предлагали сделаться чадами нашей церкви. То есть занимались прямой миссионерской проповедью. И церковь росла, хоть и не так быстро, как хотелось бы. В городе уже была небольшая община «Исхода», пятьдесят-шестьдесят человек, которую возглавляли пастор Константин Деркач и его жена Марина.
По воскресеньям наша община снимала зал в доме культуры и проводила там собрание и богослужение, которыми руководил Деркач. Протестантское богослужение — это целое зрелище с общими молитвами, песнопениями, музыкой и даже танцами.
Помимо нашей команды в городе было еще несколько мужских и женских команд, живших в разных частях города. Такое строгое половое разделение было одним из принципов «Исхода» — никаких соблазнов для блуда. В протестантизме нет понятия целибата, безбрачия для священников, но вообще к матримониальным делам отношение строгое. Супружеская неверность — тяжкий грех, добрачные связи — тоже.
Не знаю, как другим моим молодым коллегам, но мне было как-то не до того. И на эту тему мы даже не шутили, анекдотов не рассказывали. Я весь ушел в служение и в тот момент даже не думал о женщинах.
Квартира нашей команды находилась на последнем этаже трехэтажной хрущобы. У меня еще с Батайского реабилитационного центра выработалась привычка вставать раньше всех в четыре утра и молиться. Там, в Батайске я молился на чердаке. Здесь чердака не было, поэтому я выходил на крышу дома и старался молиться в любую погоду: