От наркомана до миллионера

Для меня наш пастор был высшим авторитетом. Если бы он сказал — иди и убей вон того человека, я бы пошел и убил. И вдруг такое прегрешение. Как-то на общем собрании Деркач объявил, что переводит одну девушку-активистку в няньки для собственных детей. Я возмутился. Встал и сказал, что девушка нужна Деркачу для блуда. Он нахмурился и гневно заговорил, что я лезу не в свои дела, возвожу напраслину и вообще занимаю не свое место. Я нашел аргумент посильнее:

— Пастор, помните, что сказано в «Послании Ефесянам»? «Мужья, любите своих(!) жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна»…

А потом хлопнул дверью и уехал в Ставрополь. Разочаровался ли я в Боге и в протестантском христианстве? Нисколько. Я даже не разочаровался в «Исходе». Человек слаб. И это свойственно всем, даже пасторам. Но что делать дальше? Как жить? Чем заняться? На эти вопросы у меня ответов пока не было.

Глава 12 А Бог не виноват

…станем есть и веселиться!

Ибо этот сын мой был мертв

и ожил, пропадал и нашелся…

Евангелие от Луки. Притча о блудном сыне

Когда я ехал в Ставрополь — постоянно разговаривал. Нет, не с соседями по купе, не с проводниками, а сам с собой.

— Почему я уехал?

— Не думай, не потому что разочаровался.

— Может, ты усомнился в Боге?

— Причем здесь Бог? Мне обидно за пастора, за людей, которые берут на себя смелость учить других жить праведно, а сами грешат, как бесы.

— Почему ты едешь в Ставрополь?

— А куда же еще? Это моя родина, там мои близкие люди.

— Это город, где живет соблазн. Подлый и могучий соблазн. Наркота.

— Нет никакого соблазна. Уже два года я его не знаю… Целых два года!

В тот момент мне казалось, что я вышел победителем, преодолев сам себя, но потом оказалось, что это была самоуверенность. Не случайно мудрая мама боялась моего приезда в Ставрополь. Чутким материнским сердцем она понимала — возвращение мое к добру не приведет. Но я уверял ее, что стал совсем другим человеком — чистым, благостным, верующим, здоровым.

Надо было начинать новый этап жизни. Ох, и много же в моей биографии было этих новых этапов! И каждый раз — как с чистого листа. В первую очередь надо было найти работу. Больше никакие проблемы меня на тот момент не беспокоили. Жильё какое-никакое — в наличии; семьи (а значит обузы) нет; голова на плечах; проблем с зависимостью нет. Для моих двадцати пяти лет расклад нормальный. Вот только профессией обзавестись у меня как-то не сложилось.

Меня можно было бы назвать хорошим организатором. В армии отлично получалось выстраивать отношения с начальством, командовать, быть собранным в критическую минуту, поставить людям задачу и проконтролировать результат. Миссионерская деятельность выработала во мне массу дополнительных полезных качеств и навыков: я умел не хуже медсестры или сиделки ухаживать за больными, беседовал с зависимыми людьми как заправский психолог, чуть ли не наизусть знал Библию. Навыки приобретать, разбодяживать, фильтровать и делать укол в измученную вену я старательно вычеркнул из своих способностей.

Душе было как-то неуютно без богослужений, ежедневных молитв, духовных бесед, поэтому я посещал по воскресеньям собрания верующих в ставропольской церкви «Исхода». По средам или четвергам ходил на занятия в «домашнюю группу». Мы собирались у кого-нибудь в доме или квартире, пили чай, разбирали воскресную проповедь, вместе молились. Из всех ставропольских знакомых я общался в основном с единоверцами. А с кем еще? С сообщниками в прежних делах по наркомании и воровству? Даже если бы я этого вдруг захотел, пришлось бы хорошо поискать таких знакомых: половина из них была за решёткой, вторая половина — за оградкой. Хотя и остались некоторые нормальные люди из друзей детства, к примеру, Миша Рябченко.

Однако снова погружаться с головой в религию мне почему-то не хотелось. То ли сказывалась обида на липецкого пастора-грешника Деркача, то ли просто хотелось работать и зарабатывать, чтобы не клянчить у матери на новую одежду или мобильник. В пятидесятнической общине много не заработаешь.

Так что я решил пойти служить. Это показалось как-то вернее. Да и корочки прапорщика у меня имелись. На службе я видел для себя две солидные возможности — пойти в милицию или в погранвойска. Пограничником был сын Бартновского Игорь. Он мог и меня устроить. Ведь Ставропольская земля — это Северный Кавказ, до закордонья недалеко. В милицию поступить даже особого блата не требовалось. А то, что в шальной юности я не раз бывал в обезьяннике, так это даже пикантно.