Памятуя, однако, о своих фронтовых наблюдениях, Грегор Штрассер вступает в политику "социалистом". Штрассер хотел даже вступить в социал-демократическую партию. "Партия, которую выпестовал Бебель и во имя которой бились некогда готовые на жертвы и отречения миллионы сердец, сделалась партией Бармата", сказал как-то Штрассер, нападая на социал-фашистов, так сказать, "слева". Дело, конечно, в том, что Штрассер не хотел пойти в старую социал-демократическую партию, где лучшие теплые местечки уже были заняты. Впоследствии (майская речь 1929 г. в Берлине) он дал такое определение началу своей политической карьеры: "Германский солдат-фронтовик, который четыре с половиною года рисковал своей головой, завоевал себе право заниматься политикой. Он изучил историю на фронте и стал там националистом, повинуясь инстинкту самосохранения. Он стал одновременно социалистом, переживая борьбу народов, узнав чувство солидарности в несчастии и голоде". Таким образом, Штрассер хочет делать политику за солдат-фронтовиков, присваивая себе их права. Естественно, что при таком "трезвом" взгляде на вещи Грегор Штрасер не замедляет раскрыть истинное содержание своих "социалистических" переживаний, поступая в знаменитую баварскую охранную бригаду (орднунгсвер), т. е. контрреволюционную боевую организацию, которая вместе с рейхсвером Носке разгромила в Баварии революционное движение и в буквальном смысле слова утопила его в море крови. Еще тогда Грегор Штрассер весьма точно определил содержание своего "национального социализма", объявив его антитезой французской революции: "Лозунг французской революции о всеобщем равенстве является величайшим нахальством, величайшей ложью, самой безбожной глупостью в истории человечества". Ибо, если все равны после переживаний на фронте, то как же Штрассеру вскарабкаться в период гражданской войны по спинам солдат-фронтовиков, а то и по их трупам к командным высотам власти? Именно поэтому он приемлет лишь лозунг французской революции о неприкосновенности священнейшей частной собственности.
Для того, чтобы все стало ясным, Штрассер так формулирует свою мысль: "Социализм — это старый офицерский корпус. Социализм — это Кельнский собор. Социализм — это стены старого германского города". Это пошло и плоско, если брать штрассеровские формулировки исключительно в их пустозвонном звучании. Но более чем интересно раскрыть истинное содержание этих формулировок. Ведь за "старым офицерским корпусом" скрываются германское дворянство, прусские юнкера и баварские кулаки; за Кельнским собором — германское духовенство, и недаром Штрассер является верующим католиком и проводит политику соглашения с партией центра; "стены старого германского города" в его описании означают германскую крупную и среднюю буржуазию. Только для германских трудящихся Штрассер даже в рамках "новой социалистической" Германии не нашел никаких фигуральных сравнений, ибо он им в политической борьбе предназначает ту же роль, что и на фронтах мировой войны, — роль пушечного мяса.
В феврале 1921 г. Штрассер впервые слышит Адольфа Гитлера на одном из национал-социалистических собраний в Баварии. Как Чичиков во время рассказов повытчика о мошенническом залоге "мертвых душ" в банке, Штрассер мог воскликнуть: "Чего я ищу рукавицы, когда они у меня за пазухой?" Он становится отныне верным соратником Гитлера, он является организатором второй по счету местной ячейки национал-социалистов (первой была основная мюнхенская), и он же является основателем первой бригады гитлеровских штурмовиков, в ряды которых он набирает сынков мелкой и средней буржуазии, не теряя с самого начала тесной связи с рейхсверовскими офицерами.