От Падуна до Стрелки

— А ведь всех этих страхов, мытарств у нас давно могло и не быть. Где же она, наша передовая наука, такие рубежи одолела — в космос проникла, всякие там частички невидимые пооткрывала, а тут выходит — пас. Впрочем, просто ученые не подумали, как со скалоуборкой справиться. А надо изобрести что-то. В Сибири порожистых рек уйма. Пусть они сейчас не очень нужны, но через десять, двадцать лет понадобятся. Так зачем ждать? Сегодня об этом надо думать.

С Татарской шиверы меня увозит катер «БМК». На таком я еще ни разу не ходил. С широким носом, напоминающим семью голову, ребристый, он гудит мощным двигателем и несется, едва касаясь воды. Ветровое стекло выбито, и брызги заливают лицо Юры — огромного парня, сидящего за рулем. Он щурит глаза, отирает ладонью щеки, фыркает. От удовольствия — видно, скорость его стихия.

Юра запевает какую-то озорную песню и поглядывает на меня. В этом большом могучем человеке столько ребячьей непосредственности, такая радость бьет из его смеющихся глаз, что, глядя на него, нельзя не улыбаться.

А улыбаться мне, откровенно говоря, не очень хочется, на душе становится все грустнее и грустнее — меньше чем через два часа мы будем на Стрелке, меньше чем через два часа я попрощаюсь с Ангарой.

И будто желая подарить мне на память дорогой сувенир, Ангара открывает передо мной последние свои красоты. Снова скалы тесными шеренгами обступают ее, рукава реки соединились, и она несет воды, как и там, за тысячу километров на северо-востоке, торжественно и величественно. Солнце уже обогнало волны, присело на дальнюю горную вершину и льет свет нам навстречу. Необычайно пустынна в этот предвечерний час была Ангара — ни лодочки, ни баржи. Только наш летящий птицей катер.

Юра поворачивает руль, катер бежит влево, точно повторяя очередную излучину Ангары. Я еще не знаю, что это последний поворот перед Стрелкой. Но вдруг на противоположном, правом, берегу различаю на скале мачту:

— Семафор как раз у Стрелковского порога, — говорит моторист. — Зеленый свет — значит, можно идти вниз.

Стрелковский порог — последний на Ангаре. Он давно уже освоен, и движение по нему идет круглые сутки под мигание разноцветных глазков семафора.

Снизу катер тащит караван груженых барж. Мы проносимся под самыми бортами судов, и я читаю написанное белой краской на носу буксировщика короткое слово: «Мана». Виктор Еременко отправляется в очередной рейс вверх по реке. Счастливого тебе пути, счастливого пути всем капитанам, плотогонам, которые сейчас идут по Ангаре.

За порогом показывается стрелковский рейд. Здесь ленты ангарской сосны связывают в огромные плоты и отправляют вниз по Енисею. Часть леса поднимают из воды, пилят на шпалы, доски.

Кончается мое путешествие от Падуна до Стрелки, позади тысяча двести километров, пройденных по Ангаре. Не преодолел бы я этот путь так удачно, если бы не получил поддержки от всех, кто встречался мне. Начальники строек и секретари парткомов, капитаны и матросы катеров и барж, прорабы и геологи, ученые и летчики неизменно помогали мне. И дело тут не в моей персоне, а в уважении к литературе, к прессе, которое живет в народе и которое мы, пишущие люди, получаем чаще всего авансом.

ПОСЛЕДНИЙ УТЕС

Нам надо повернуть налево, но я кладу руку на плечо Юры и прошу подойти к скале, которая виднеется на правом берегу. Не знаю, как ее настоящее имя, но я назвал ее Последним утесом.

Он стоит на правом берегу Ангары, там, где у нее уже нет левого — ее воды слились с Енисеем. С вершины скалы хорошо видно, как сталкиваются, но не смешиваются волны двух рек: справа голубеет широкая полоса Ангары, слева темнеет узкая лента Енисея. В месте слияния Ангара несет в два с половиной раза больше воды, чем Енисей. В каком-нибудь километре выше Стрелки он не шире Дона, а за Последним утесом сразу раздается в плечах, разливается на несколько километров.

Многие исследователи хотели восстановить, как им казалось, историческую справедливость, вернуть Ангаре ее имя и ниже Стрелки. Все они сдались под напором неопровержимых фактов. Геологи доказали, что Енисей уже нес свои воды на север, в Ледовитый океан, когда Ангары еще не было на свете. И только много тысячелетий спустя она пробилась к нему через кряжи и тайгу.

На вершине утеса шелестящим шепотом переговариваются березы, от нагретых за день плит поднимается тепло. Очень тихо, как тогда, на шапке Пурсея. Я стою и смотрю на восток, откуда несет воды Ангара. Мне видится белое облако брызг у плотины Братской ГЭС, тихий вечер у Дубынино, ворота грозного Шаманского порога, отвесная стена Толстого мыса, широкие плесы под Кежмой, Богучанская тайга, столб воды над Татарской шиверой.

Природа, словно зная наперед, что придет на землю Человек, создала эту непокорную и работящую реку, чтобы было ему где приложить свою неуемную силу и пытливый разум. И он уже здесь, на ее берегах, в ее тайге, занят великим делом — меняет облик края.