ОТ ПЕЧАЛИ ДО РАДОСТИ

Марфа еле успела спрятаться за занавеску, когда Василий опрометью выскочил на улицу и поспешил к своей семье в родительский дом. Она вспомнила как быстро, ни с того, ни с сего ее позвал замуж Алексей, как чувствовала, что с ним что-то не так.

Но она так любила его и так радовалась, что он ее муж, постоянно оправдывала его равнодушие к ней, старалась не замечать грубые несправедливые выходки по отношению к ней и сыну. Как неоднократно, во время ссор его матушка выговаривала ему, защищая их от его гнева.

–Так он на брошке женился, а не на мне, – вспомнила она.

Как он обрадовался, увидев на ней эту брошь и тут же забрал себе, объяснив это осторожностью. Она знала, где находится в доме тайник Алексея, а там и брошь.

Утром, дождавшись, когда Алексей уйдет на работу, она достала брошку, с брезгливостью посмотрела на нее и побежала в монастырь к Матушке Игуменье.

Матушка, как и остальные монахини, ничего не брала с собой, кроме молитвенника, да небольшой иконки Божьей Матери, которая с детства была с ней, подаренная ей Крестной после Крещения. Они стали прощаться.

–Матушка, как же Вы дойдете до Москвы, пешком, в такой обувке, все ножки изотрете.

–Ничего не будет, коли Бог со мной, значит суждено так. Пойду к своей родственнице, а там может в какой монастырь или Храм, который, даст Бог, не закрыли. Так и буду доживать, а Бог призовет к себе – так в Храме и помру, отвечала монахиня.

Прощались, Марфа плакала над своей судьбой, не решаясь рассказать почему, было стыдно и горько. Матушка утешала:

–Уныние – это грех, не ропщи, смирись, коли так Богу надобно -

– Душа не яблоко – ее не разделишь, а в миру всего много и горя, и радости, надо только увидеть в чем твоя радость заключается.

А еще Матушка, испроси прощения для меня у Наташи, а если простит, может найдет мне место санитарки в своей больнице, да и жилье для меня и Толяньки.

Матушка Игумения догадывалась, что не все гладко в семье у Марфы. Хотя та никогда ни на что не жаловалась. Ходила без разрешения мужа на службу, все время оправдываясь перед ним, что заходила в монастырь по какой-нибудь женской надобности, тайком со своей матерью помогала чем могла.

–Ты что же от мужа уйти хочешь? Грех это. «Жена да прилепится к мужу своему», – говорила Матушка и сама, впервые усомнилась в правильности своих слов.

Что сейчас можно считать грехом, когда вся Россия погрязла в нем. «Грех, нарушение Божьей воли, за такое противление Богу.

Вышли темные, злые демоны и дьяволы, которые управляют людьми». Осеняя себя крестным знамением, Матушка, надеясь на милосердие божие, молилась за всех грешных.

–Не буду перчить тебе, поступай по уразумению своему, да не забывай молиться, Бог поможет, научит, выведет из тьмы.

Марфа впервые ослушалась мужа, приняв решение избавиться от этой колдовской брошки, несмотря на то, что знала, что расплата будет тяжкая. Но ей уже было все равно, ее счастье оказалось не только зыбким, но и фальшивым, таким же, как и брошь, красивым лишь с виду. Она достала из-под кофты кисет с брошью и попросила передать это Семену, которого Матушка непременно увидит. Игуменья развернула кисет, с изумлением рассмотрела брошку и вопросительно посмотрела на Марфу:

–Матушка, не подумайте, чего плохого, но не могу я Вам сейчас рассказать всего, только знайте, давно эту вещь нашел Семен на озере и пусть решит, что с ней сделать, хоть выбросит, но не могу я в доме своем ее держать.

Матушка, увидев полные горя и слез, жгучие глаза Марфы, вдруг забеспокоилась:

–Вот что девонька, я ничего плохого о тебе не думаю, а вот ты кабы чего плохого с собой не сделала, это негоже. Грех это.

Судьба, она что флюгер, в какую сторону ветер подует, туда и повернется. Молись, и Господь подскажет тебе выход. Нет такого, чего человек одолеть не мог, и муку, и горе, и болезнь, только верить надо в Господа, он рядом, он поможет, а чудеса случаются всюду. Счастье, его вымолить надо и тихонько жить, оно шума не выносит. Дай Бог донесу я до Семена эту вещицу, не сомневайся, а коли умру, так вместе с ней, не будь в обиде. Храни тебя БОГ!

Так и распрощались, Матушка Игуменья пошла пешком до Москвы и через два месяца была в квартире Эльзы Карловны, а Марфа пошла в Храм, где долго молилась и просила Господа пощадить ее, вразумив, как жить дальше.

А Василий съездил в местный Обком партии, добился отмены решения Сельсовета о выселении семьи Корневых, откуда привез соответствующую бумагу. Вот радости было у родных. И тут же к нему, как к большому начальнику пошли односельчане с

просьбами, жалобами, требованиями. Больше всего жаловались на Алексея, всё припомнили ему: и крутой нрав, и беззаконие, и невыносимые условия труда, которые вводились Сельсоветом.

Василий не понимал, что случилось с братом, когда и с чего он так переменился. Он тоже состоял в партии, не всегда был согласен с мерами, которые диктовали разные нормативные и циркулярные указания, однако это не мешало ему принимать справедливые решения в жизни.