Я в Москву надумал съездить, – начал он,
Семена проведать, после окончания Летного училища его направили служить в часть. Кроме того, слыхал, жениться собирается, вот я хочу ему брошку отвезти, пусть делает с ней что хочет, к свадьбе деньги нужны, да и нам спокойней будет, мало ли что, в такие времена. Да не нашел ее, куда она подевалась, не знаешь? Марфа растерялась, не ожидала, что пропажа так скоро откроется, да и Алексей удивил, неужели правда успокоился и за ум взялся. Отпираться тоже было не возможно и она, с легкостью соврала ему:
А я тоже слыхала о скорой свадьбе Семена и подумала, на кой мне теперь отцовский подарок, вот и решила её отправить с Матушкой в Москву, да забыла тебе сказать, столько хлопот было и с Васей и с отцом. Алексея от этих слов словно перекосило, но он сдержался и только ответил:
–Ну ты ужо в следующий раз, что решишь одна, хоть спроси, а то кабы чего не вышло от хлопот-то. А задним умом дело не поправишь. А коли у Матушки кто найдет брошку то, так ее уж окончательно не в острог, а на тот свет сразу отправят. Или она с брошкой то, не милостыню просить будет, а жить – не тужить?
–Да, как ты можешь думать такое и грех говоришь, сам не понимаешь, что творишь? Совсем со своей работой совесть потерял, Бога не боишься.
–А кого бояться? Куда твой Бог смотрит? Аль беззаконие я творю что ли, погляди вокруг-то. Все с ног на голову поставили. Кто теперь хороводит? Разделили чужое добро, повыселяли, кто мешает им жить, и рады. Отлучили не только от Бога, но и от земли отлучили. Работать и то не хотят, отвыкли, а потому, что все вокруг общее и потому ничье, а как ничье, так и интереса нет. Вон корову тельную у Кузнецовых забрали и закрыли в сарае, а она растелиться не смогла, так и погибла с телком вместе, а потому что ничья, никому дела нет до нее. Ужо я разберусь, кто не досмотрел.
Алексей сам не ожидал, что высказал всё, с чем в душе был не согласен, ибо так, как заставляли его жить, как учила партия, он не хотел, да и смысла в этом не видел. Он оставался хозяином в прямом смысле этого слова,
знающим как тяжел крестьянский труд и как зависит он от множества причин. Это и природа, и вовремя пошедший дождь или снег, чутье и знание особенностей своей земли и многое, многое другое.
Словно испугавшись, что вдруг сказал, что думает, собрался и ушел на работу. А Марфа удивленно подумала, что случилось, что так все так хорошо закончилось.
Глава 10. Бесстыжих глаз и дым неймет.
Комиссия, собиравшаяся производить реквизицию монастырского добра, собралась в Монастыре. Председателем избрали начальника политотдела районного Обкома партии. Членом комиссии, наряду с Алексеем Ворониным, был недавно избранный председатель совхоза Егор Спирин, один из братьев, убитых Спириных. Он, помня кто убил его братьев, с подозрением относился к Алексею, который стал зятем Корнева. Были и другие родственники Спириных, которые были не довольны тем, что и здесь вывернулся Корнев, не выселили его из села, и без помощи Алексея здесь не обошлось. Но вслух возмущаться не спешили, выжидали момента.
Комиссия переписала церковную утварь, подсвечники большие и малые, лампады в серебре, звездицы, жезл, кропило, малый напрестольный крест и много чего еще. Дошли до алтаря. В середине стола на золотом подносе стоял головной убор священника, надеваемый в дни особых празднеств – называемый митрой.
Митра была украшена разноцветными камнями и образами. Это символ тернового венца, возложенного на голову Иисуса Христа. Одновременно она напоминает терновый венец, коим была покрыта голова Спасителя.
Надевание митры – это целый ритуал, при котором читается специальная молитва. Ее же читают во время венчания. Поэтому митра является символом золотых венцов, которые надеваются на голову праведникам в Небесном Царствии, присутствующим в момент сочетания Спасителя с Церковью.
–Вона какая красота, а каменья то какие, это сколько ж денег стоит?
Не успевали восхищаться члены комиссии, рассматривая один предмет за другим, записывая все в опись и складывая в припасенные для этого ящики. И тут Егор Спирин, озираясь, будто что ища, спросил:
–А где ж большой золотой крест, который на Пасху выносили и сосуд такой красивый, из чего причащали?
Алексей напрягся, – вспомнил черт, где его хвост, – пронеслось в голове.
–Это какой же, вон крест уже описали вроде, – вслух произнес он
–Да этот серебряный, а тот золотой был, я точно помню, – не унимался Егор.
–Так может монашки и унесли с собой или Игуменья утащила – сказал кто-то.
–Это как же унесли, украли значит? – резюмировал Председатель комиссии и продолжал:
–Значит надо в НКВД сообщать и искать эту воровку – монахиню.
–А я, кажется знаю, куда она может поехать, правда не уверен, можно проверить, съездив в Москву, – вступил в разговор Алексей.