ОТ ПЕЧАЛИ ДО РАДОСТИ

Размещались заключенные в бараках без нар – нары считались роскошью. Загоняли по 300–400 человек в один барак, и все лежали вповалку. В бараках было сыро, холодно, грязно. Его распределили валить лес. Работали в любую погоду без выходных. Сушить одежду и обувь было негде, да и снимать было небезопасно, тут же утащат. Антисанитария, инфекции и другие болезни царили повсеместно. Здоровые и больные оставались в одном бараке, что приводило к массовым вспышкам инфекционных заболеваний и их смерти. В лазарет отправляли только тяжелобольных, и «это было счастье без радости».

Не каждый мог в течение многих лет сохранить присутствие духа в таких каторжных условиях. Кто-то оставался человеком до конца, а кто в скотских условиях превращался в скота. Алексей после прибытия сошелся с одним из политзаключенных. Илларион Николаев, бывший главный конструктор крупного Московского завода, добрый, интеллигентный, эрудированный человек, с почтением относился к людям.

Он с достоинством переносил все тяготы лагерной жизни, не унижаясь и не позволяя унижать себя, насколько было возможно. Его стойкость была оценена не только заключенными, но и садистами – охранниками. Они полностью распоряжались жизнью заключенного.

Садизм и самое худшее, что может быть у зверя – человека, преумножалось и воспитывалось у надзирателей, которые изощрялись, как могли – здоровьем и даже жизнью заключенного. Не давали пищу и воду. Били ногами, кулаками, всем, что попадало под руку. Случалось, забивали насмерть.

Перед тем как попасть в барак, Алексей шел с колонной заключенных пешком почти 20 километров по занесенной снегом дороге. Мороз жег лицо, ветер      валил с ног, продувая одежду насквозь. Голодных и изможденных их пригнали в лагерь и распределили по баракам.

Придя в барак Алексею хотелось быстро лечь и, увидев свободное место, участливо предложенное ему, он упал и отключился. Только утром, он понял, что попал к уголовникам, которые проявили к нему интерес. Алексей в свои неполных сорок лет, оставался статным, крепким мужиком, а его возраст только добавлял ему шарма.

После переклички вывели на работу, его напарником оказался Илларион Николаев, который и просветил его, что к чему. Вернувшись в барак, он перешел на половину политзаключенных.

Увидев, что Алексей сидит в другой стороне барака, уголовники зашептались, указывая на него своему Главарю. К нему подошел посыльный урка и предупредил, что тот «зашел не туда», намекая, что если не вернется назад, к утру не встанет.

Блатные устраивали в пределах лагерной зоны «государство в миниатюре», «вершили суд над политическими заключенными и приводили в исполнение свои приговоры. Ни один караульный не решился бы войти в барак после наступления темноты, даже тогда, когда по всему лагерю были слышны ужасные стоны и крики политических, которых пытками медленно доводили до смерти.

Вожаком у блатных был Леня – Булыга – «главарь зоны», «вор в законе». Правил зоной он, «вор», а не официальный комендант лагеря.

Чтобы выжить в лагере, не уголовные заключенные были вынуждены приспосабливаться к условиям между лагерным режимом и правилами, установленными уголовным сообществом. Они смотрели и на лагерный режим, и на неформальные правила поведения, устанавливаемые уголовниками, с отвращением и пытались, насколько возможно, избегать контакта с уголовниками.

Но те заключенные, кто умел приспосабливаться к обстановке и был готов вступить в тесный контакт с профессиональными преступниками, могли наняться к ним для самых различных «услуг», которые, помимо дополнительной одежды и пищи, приносили им также «добрую славу» в среде воровского сообщества.

Николаев еще днем рассказал Алексею все, что происходит на зоне.

–Самое главное, показать им, что ты их не боишься, наставлял он, а там сам выбирай либо смерть, либо ссучиться на посылках.

Алексей не робкого десятка, хорошо драться научился еще в деревне. Подошел к Главарю:

–Ты извини, не понял я вчера, в чем дело, не по пути мне с тобой.

–Ничего не напутал? Не пожалеешь потом, а то поздно будет , усмехнулся Булыга, -Не боишься в отрицалово идти, снюхался с этим фраером – инженером.

–Чего тут бояться, хуже уж некуда. Но учти, живым не дамся, не одного положу, хвалиться не буду.

–Да ты еще не знаешь, как хуже то бывает, а так бывает, что сам сдохнуть захочешь, смотри, кабы не пожалеть потом

–Да не боись, не пожалею, а сдохнуть не боюсь, к тому же я живучий, а умру так не один, тебе обещаю.

Урки зашептались. Больно здоров был Алексей, сажень в плечах, видно семижильный, крестьянской работой накачан и лагерной пока не раздавлен. Побороть, задавить ночью, когда спать ляжет, да зачем мараться, он им вроде еще не напакостил. И тут Булыга объявил:

– Ладно, живи пока, не тронем, но за ошибочку заплатишь, пайку хлеба за 10 дней должен будешь. Посмотрим, какой ты живучий.

Алексей подумал, что легко отделался, но потом понял, что десять дней без пайки, на воде и лагерной жиже при такой каторжной работе, на морозе в 50 градусов – это медленная смерть. Илларион Николаев, услышав это постучал по плечу: