От перемены мест слагаемых (СИ)

В другое же время и эльфийка, и хоббитянка находились здесь неотлучно. Бильбо несколько раз тут даже находила тётушка, в такое время Торин малодушно притворялся спящим, вот выздоровеет, тогда и пообщается от души. Потому что общаться иначе тётушка Мириам, похоже, не умела.

Выздоравливать что у Торина, что у Кили получалось гораздо медленнее, чем хотелось, хотя и быстрее, чем ожидали лекари. Раненого моргульской, как он теперь знал, стрелой Торина несколько раз навещал Элронд, вытягивавший остатки темного колдовства из раны, но даже при этом не обещающий, что беспокоить она не будет. Пока что нога свирепо болела, несмотря на все припарки и мази, но со временем боль утихала, обещая, впрочем, иногда возвращаться. Из-за все того же темного колдовства медленнее подживали и другие раны, вывихнутая рука шевелилась с трудом, подвижность возвращалась таким маленькими шажками, будто рука была сломана. Ободранные бока продолжали беспокоить, битая (да сколько можно уже?!) голова иногда тревожила, зато спал отёк с левой половины лица. Багрово-красные разводы ссадин выглядели, конечно, немного жутко, как он углядел в зеркале, но Торин был рад избавиться от бинтов и смотреть на мир - на Бильбо! - обоими глазами.

Кили тоже едва шевелил руками - трудно было напрягать разодранные бока, потеря крови и тяжкие раны делали свое дело, младший принц сейчас был слабее котенка. И примерно так же ловок. То есть носом в Тауриэль, конечно, не тыкался, но был к этому близок. В первые дни даже гордо пытался есть бульон самостоятельно, сверкая глазами и угрожая кое-как удерживаемой ложкой, но после того как эльфийка едва поймала тарелку, не давая Кили опрокинуть её на себя, присмирел. Новые попытки, гораздо более осторожные, ни к чему не приводили - лучник, который здоровым легко бил белке в глаз, сейчас не мог попасть ложкой в собственный рот.

Тауриэль, как выяснил Торин, наблюдая за этой парочкой, обладала довольно крутым нравом, не зря, очевидно, являлась и капитаном стражи: отобрала у Кили и ложку, и тарелку, крепко обернула одеялом руки, чтобы не сопротивлялся, а потом, не слушая бурных возмущений поднесла ко рту первую ложку. Поначалу Кили фыркал, отворачивался и всячески демонстрировал невытравливаемое ничем гномье упрямство. Тогда Тауриэль решительно нахмурилась, закусила губу, а потом, просиявшая какой-то идеей, быстро склонилась над Кили, безо всякого стеснения целуя прямо в губы. Торин поперхнулся своим бульоном, Бильбо не донесла ложку до рта.

Против поцелуев Кили в любом состоянии ничего не имел, особенно против таких долгожданных поцелуев с Тауриэль, но стоило ей оторваться от него, а ему - вздохнуть свободно, как у него во рту оказалась ложка с бульоном. От неожиданности Кили сопротивляться не стал. Второй ложке опять был объявлен бойкот - и вновь преодолен коварной эльфийкой с помощью того же метода. Торин обалдело переглянулся с Бильбо. Тауриэль, тем временем, продолжала перемежать поцелуи с бульоном, так что Кили отпустил упрямство и теперь одинаково ждал что одного, что другого.

Торин доел свою порцию, задумчиво облизал ложку, поглядел на неё, мимолетно пожалев, что одинаково ловко управляется со столовыми приборами и правой, и левой рукой (королевское, будь оно неладно, воспитание!), когда обнаружил заметно приблизившуюся Бильбо. Хоббитянка самым деловым образом отобрала у него тарелку и ложку, составила со своими, чтобы позже отнести на помывку, склонилась над Торином, поправляя подушки и помогла улечься пониже. Торин вздохнул, ожидая, что нависшая над ним Бильбо сейчас гибко разогнется обратно и уйдет уносить тарелки, но разведчица подозрительно хмыкнула вблизи, а стоило ему в неверии распахнуть глаза, наклонилась ещё ниже и поцеловала. Одна подушка, поставленная на бок, удачно скрывала их от Кили и Тауриэль, делая поцелуй незаметным, азартным и очень личным. Торину вспомнилось, как они с Бильбо целовались под её волшебной шалью на Пустоши, по телу разлилось мягкое тепло, в груди, отвлекая от боли, снова разгорелась нежность. От этого поцелуя не перехватывало дыхание - Бильбо берегла его - но вернулось ощущение нужности, необходимости, жизненной важности. Бильбо попросту напомнила Торину, что он любим.

И даже когда подушка вернулась на место, открывая вид на все ещё милующихся и обедающих Кили с Тауриэль, и даже когда Бильбо, заговорщицки улыбнувшись, ушла с грязной посудой, и даже когда Глоин пришел отчитываться о сокровищнице - Торин ни капельки не жалел о том, что его любовь идёт долгими и странными путями. Потому что это его любовь.