От перемены мест слагаемых (СИ)

Через три дня на Пустошь вышла армия Трандуила. Сам лихолесский владыка ехал впереди и, в отличие от Барда, настроен был явно недружелюбно. Гэндальф только вздохнул, понимая, что убедить упрямого эльфа принять участие в битве со злом будет не так-то просто – не зря ведь Трандуил столько времени носа не казал из своих владений, предпочитая бороться с наступающими силами тьмы только лишь в пределах собственного королевства, совершенно не заботясь об участи остального Средиземья. Что было непростительной глупостью, по мнению Гэндальфа, ведь если зло победит, то тьма накроет всех. Никому не удастся остаться в стороне и избежать ужасной участи.

Эльфы стояли на подступах к Эребору ровными шеренгами, их шлемы блестели в лучах тусклого зимнего солнца, а волосы развевались по ветру. Гэндальф услышал восхищенный вздох стоящей рядом с ним Бильбо и мрачно подумал о том, что понадобится приложить немало усилий, дабы заставить всю эту красоту принять участие в битве.

Тем временем Трандуил выехал вперед, остановился напротив забаррикадированного входа в гору и поднял голову, разглядывая стоящих на дозорной площадке гномов и Гэндальфа. Торин вежливо поприветствовал правителя эльфов, стараясь не слишком громко рычать сквозь зубы. Трандуил поприветствовал его в ответ, одарив самой ледяной улыбкой из своего арсенала, которая сменилась искренним удивлением, когда сквозь открывшийся в баррикаде проход, навстречу Трандуилу вышел Леголас.

Переговоры прошли крайне неудачно. Как и предполагал Гэндальф, владыку Лихолесья совершенно не беспокоили ни судьба Средиземья, ни тайно возродившееся зло. Все, чего хотел Трандуил – получить самоцветы, что белее света звезд, хранящиеся в сокровищнице Трора, которые Торин, разумеется, отдавать не собирался ни при каких условиях. Увещевания Леголаса тоже не имели положительного результата. Тауриэль, отправившаяся вместе с эльфийским принцем и также сделавшая попытку вразумить своего короля, была и вовсе изгнана из Лихолесья с волчьим билетом, правда, к вящему удивлению Гэндальфа, рыжая воительница совершенно не выглядела расстроенной таким поворотом событий.

Поразмыслив немного, Гэндальф решил присоединиться к Леголасу и попытаться помочь склонить упрямого эльфийского правителя к противостоянию со злом. Однако ни появление Митрандира в шатре Трандуила, ни его пламенная речь положительного эффекта не принесли. Более того, Трандуил не только не изъявил желание выступить союзником в борьбе со злом, но еще и попытался настроить против Торина явившегося в эльфийский лагерь Барда, заведя речь о том, что гномы чрезвычайно жадные и самодовольные, что им нельзя доверять.

Бросив быстрый взгляд на Барда, Гэндальф слегка улыбнулся уголком рта: может, до встречи с отрядом Торина наследник Гириона и поверил бы эльфам, как давним союзникам Эсгарота, но теперь все изменилось. Сейчас Бард стоял перед эльфом, одетый в первоклассный военный доспех, изготовленный гномьими мастерами; вооруженный превосходным мечом и идеально сбалансированными метательными ножами, а в сапоге был припрятан длинный и острый, как бритва, кинжал. Все это – щедрый подарок тех самых «жадных и самодовольных» гномов. И ведь Барду даже не пришлось просить о помощи, потому что Торин сам предложил и доспехи, и оружие как для Барда, так и для пришедших с ним озерников, ничего при этом не попросив взамен. Торин отплатил добром на добро, и Бард верил гномьему королю, когда тот говорил, что желает видеть их народы добрыми друзьями и соседями. Поэтому вместо союзника против гномов Трандуил получил еще одного ярого сторонника борьбы со злом, жаждущего убедить его выступить в битве против орков и гоблинов.

Пока шли переговоры с Трандуилом, Торин не поленился отыскать в сокровищнице те самые самоцветы, что так жаждал заполучить эльфийский владыка. Разглядывая переливающиеся холодным белым цветом камни, Торин испытывал двоякое чувство: с одной стороны, приятно было осознавать - ты владеешь тем, что так дорого твоему врагу, а с другой – касаться этой эльфийской святыни отчего-то было неприятно. Даже немного раздражало. Вероятно, дело было в том, что она все же была создана именно для эльфов и только им принадлежала по праву.

Трандуила Торин упорно продолжал воспринимать как своего врага, да и остальных эльфов особо не жаловал, и в то же время сын владыки Лихолесья не вызывал у гнома таких отрицательных эмоций. Если бы Леголас попросил Торина отдать ему эти самоцветы, то возможно - только лишь возможно! - Торин и задумался бы об этом всерьез. Но Леголас не просил вернуть камни, нет. Более всего эльфийский принц желал дать бой надвигающимся силам зла. И Торин не мог не уважать его за это. Разумеется, Торин не собирался отдавать Трандуилу самоцветы – даже предполагать подобное нелепо. И совершенно не жаждал видеть эту эльфийскую рожу в числе своих союзников против сил зла, но Гэндальф ему уже плешь проел своими рассказами о том, насколько же велика армия тьмы и как сильно может им пригодиться любая помощь.