От первого лица

Неприятность случилась через неделю. Мы читали свои планы, запоминали, когда кончаются мероприятия, и прибывали в гостиницу точно к этому времени, «усталые, но довольные», как писали тогда в газетах. Вскоре бдительность наша угасла, мы перестали заглядывать в план и не заметили, что в один из дней у писателей была отдельная встреча, в полном составе, с казахстанскими мастерами слова. А мы туда не поехали, похрустывая очередным арбузом. В общем, когда мы с Зарудным прибыли в гостиницу, нас ожидала торжественно сгрудившаяся стайка коллег по литературе. В несколько голосов они сразу же сурово спросили нас о причинах отсутствия. Не считаю себя тугодумом, но Микола среагировал быстрее. «Прошу вас молчать, но раз здесь только свои – скажем правду. Мы с Виталием смотрели участки для дач, которые от имени правительства Казахстана подарят украинским писателям в последний день. Уже есть десять участков, причем восемь из них – с арыками. Еще двух пока не нашли, и последние, одиннадцатый и двенадцатый в списке писательской группы, прозаики Хижняк и Хорунжий, пока остались без дач. Но казахстанские товарищи обещали помочь. Кроме того, они просили помолчать, так как актерам и музыкантам дач нет. Знаете, пойдут разговоры…»

Братья по перьям были ошарашены. Я вдохновенно развивал этот треп, считая, что все может окончиться смехом, поскольку ни одному нормальному человеку из Киева не может быть нужна дача в Алма-Ате, куда лететь без посадки часа четыре, да и вообще…

Но не тут-то было. «Я за светлое будущее кровь проливал», – сообщил писатель Хорунжий. Оказалось, что ее же проливал и писатель Хижняк, который сообщил, что сыщет управу на некоторых молодых, которые еще ничего не пролили и не создали, а уже делят дачи. В общем, через час меня нашел посыльный от заведующего отделом культуры украинского ЦК товарища Кондуфора и вызвал нас с Зарудным пред ясные очи своего шефа. У того накопилось уже три заявления от народных артистов, пожелавших дач в азиатском предгорье, и, конечно же, телега от Хорунжего с Хижняком о несправедливости, их постигшей. Я навсегда запомнил фразу из писательского доноса: «Келейно делят дачи…»

Кондуфор был неглупый мужик, с хорошим чувством юмора, он выслушал нашу с Миколой исповедь и захохотал. Затем прижал палец к губам и, выводя нас с Зарудным через приемную (а была у него в гостинице и таковая) мимо просителей, сидевших уже там, громко сказал: «Проследите, чтобы дома ставили окнами к солнцу, как у нас на Карпатах!» Мигом подбежал писатель Хорунжий и обратился к Кондуфору: «Юрий Юрьевич, я мемуары за маршала авиации Покрышкина писал. Можно договориться, чтобы он самолет давал для полетов на дачи…» – «Ладно, – сказал Кондуфор государственным голосом. – Разберемся».

Скандал начался уже в Киеве. Хорунжий или Хижняк, не помню, который из них, отловил меня за пуговицу в Союзе писателей и спросил, как же с дачами. Был я, кажется, не в том настроении, потому что с ходу послал его куда надо и сказал, что только такой мудило, как он, мог поверить во всю эту ерунду. У инженера человеческих душ отвисла челюсть…

Я получил врагов надолго, Микола Зарудный тоже влип во всю эту гадость. Мы, даже хорошо зная, с кем имеем дело, не могли представить себе все это в таком объеме; все-таки человеческая глупость безмерна, а концентрация дураков в Союзе писателей была повыше, чем в других местах, что говорить. Впрочем, не стану утомлять вас подробностями, тем более что в основном я хочу вспоминать сейчас о своем друге Миколе Зарудном, с которым мы понимали друг друга с полуслова.