От противного. Разыскания в области художественной культуры

Ходячее определение культуры как передачи и накопления ненаследственной информации столь же справедливо, сколь и поверхностно, будучи формальным и не касаясь сущности своего предмета. Попытки следовать этому определению и содержательно конкретизировать его продолжаются до сих пор. Такова, например, книга Петера Слотердайка «Ты должен изменить свою жизнь»[372]. Культурная активность рисуется здесь в виде «жизни-в-упражнении», набирания людьми опыта посредством обучения у менторов. Под таким углом зрения достижения «высокой» культуры становятся подобными спортивным рекордам, которых атлеты добиваются под надзором тренеров, исправляющих ошибки своих подопечных. Как «система дрессировки»[373] и тренинга человеческая деятельность предполагает овнутривание субъектом авторитета. Эта спиритуальная «антропотехника» соответствует возведению всяческих защитных («иммунных») сооружений, предназначенных для борьбы с опасностями – со смертью[374].

Спрашивается: а кто, собственно, наши учителя, как они завоевывают свои позиции, откуда черпают авторитетное знание? Культура предстает у Слотердайка неким безначальным образованием, ее специфика по отношению к природе теряется: оберегание потомства и устройство мест, где оно будет в безопасности, свойственно не только людям, но и животным. Слотердайк моделирует культуру в перспективе младших, сохраняющих и совершенствующих наследство, доставшееся им от старших. Результаты творчества, нацеленного в неизведанное, растворяются в консервировании прежнего опыта, доказавшего свою прагматическую состоятельность, свою «иммунологическую» эффективность.

Между тем культура есть то новое, что привносится человеком в среду обитания. В отличие от животных человек не ограничен инстинктами выживания и продолжения рода. Мы свободны от постановки только непосредственно выполнимых, ближайших задач (как то подчеркивал Арнольд Гелен в трактате «Человек» (1940)) и не знаем, каковы те рубежи, в которые заключен наш «жизненный мир». Именно это незнание придает небывалость культуросозиданию. Оно оказывается тотальным замещением данного, выливается в планетарную экспансию, которую осуществляет homo sapiens с места своего происхождения, и охватывает собой любые проявления человека. В экстренных обстоятельствах человек, конечно же, может впасть в отприродное прозябание, но в норме культура целиком подчиняет себе его поведение. С этой точки зрения правильнее говорить не о культуре, под которой часто понимаются лишь непреходящие, бережно архивируемые ценности, но о социокультуре, вбирающей в себя, помимо них, все наши действия, в том числе и повседневные, казалось бы, вызванные не более чем практической необходимостью.

1

Надстроенная над естественной средой, социокультура представляет собой Другое бытия, его удвоение и отрыв от него. Она метафизична в точном значении слова, инобытийна фактически – без домыслов о некоей сверхчувственной реальности. Вернее сказать, фантазии такого рода суть проекции социокультуры вовне, следствия ее посягательства на вселенскую власть.

В своей метафизичности социокультура служит достаточным основанием для различения бытия – базисом мышления о сущем как о том, что оно есть в-себе и для-нас. В каких бы терминах ни концептуализовалось бытие, оно открывается лишь тем, кто находится за его краем. Человек не заброшен в бытие невесть откуда, как полагали экзистенциалисты, не ничтожен, как аттестовал его Паскаль, а само-бытен, занимая собственное место по ту сторону всего, что налично без его участия.

В «Пролегоменах ко всякой будущей метафизике…» (1783) Кант отрицал возможность видеть мир с позиции, расположенной за его пределом, считая, что в этом случае субъект прочерчивает недопустимую аналогию между сугубо мыслимым и известным из опыта, выдает за достоверное знание то, что лишь предположительно. Антиметафизическая линия Канта была продолжена и позитивизмом, инициированным Огюстом Контом, и онтологизмом Мартина Хайдеггера, провозгласившего (убийственный) примат бытия над бытующим, и французским постмодернизмом, сосредоточившимся на критике симуляций, которыми чреват «символический порядок». Во всех подобных выступлениях против метафизики философия, претендующая на то, чтобы стать ультимативной вершиной знания, вневременной мудростью, отказывается признавать себя продуктом социокультуры, дискурсом в ряду прочих речесмысловых систем. Философии хотелось бы быть истиной, впрямую – без каких-либо опосредований – соответствующей вещам. Будучи одним из событий в творении социокультуры, философия антиметафизической складки подрывает собственные устои в опровержении нашего права на креативность, на превосхождение пресуществующей нам действительности.