От солдата до генерала. Воспоминания офицера-связиста об управлении войсками в военных кампаниях Третьего рейха. 1939—1945

Одна часть генералов настаивала на том, что необходимо подписать некий меморандум о положении офицерского корпуса в Третьем рейхе, в котором бы говорилось, что мы всегда отвергали Гитлера. Как могло лагерное начальство отреагировать на это недостойное заявление, которое подписало бы, самое большее, четверть генералов?

Мы лежали на деревянных нарах в палатках по шесть человек. Из некоторых мест лагеря можно было увидеть море. Чего бы мы только не дали за то, чтобы в нем искупаться. В лагере почти не было воды для мытья. Паек становился все меньше. Говорили о 700 килокалориях. У американцев питание было рассчитано на 5 тысяч килокалорий. Мы голодали и быстро худели, все страдали поносом. Отвлекало от тягот жизни чтение профессорами интересных лекций об истории, музыке, психологии, государственном праве. Тяжелее всего приходилось многочисленным курильщикам, так как американцы на протяжении нескольких месяцев не считали нужным раздавать табак или продавать его. Он был для них слишком ценным товаром на черном рынке. На почте платили за одну пачку 5 марок; кто-то отдавал за него обручальное кольцо, другой обменивал на него свои награды.

Сильно помогали дружеские беседы, Гарпер был надежным советчиком.

1 августа 1945 г. американцы, вопреки Гаагской конвенции, отменили ношение кокард и орденов. Мы сразу превратились в плохо одетых штатских. Сделано это было, видимо, предумышленно.

Одноногого полковника Руделя[151] из соседнего лагеря на две недели пригласили к себе англичане. У них было, видимо, чувство общеевропейской солидарности, и они не принимали американцев. Последние говорили о «крестовом походе». Их действия в отношении людей не свидетельствовали в их пользу. Они отказались, вопреки Женевской конвенции, отпустить увечных инвалидов и слепых.

Американцы вручили Герке опросный лист, в котором задавались вопросы об изготовлении приборов связи, об обеспечении и снабжении ими войск во время Русской кампании. Какого рода были линии связи, не спрашивали.

Мы услышали о сброшенных на Хиросиму и Нагасаки атомных бомбах, о капитуляции 10 августа нашего храброго союзника Японии[152]. Робкий немецкий военнопленный – под надзором сержанта, вооруженного карабином, – рассказывал нам об американской конституции. Изложение было крайне примитивным, к чему мы не привыкли.

29 августа наши вещи «обыскали», у меня украли перочинный нож и Рыцарский крест. На следующий день нас посадили в грязные вагоны. Мы оказались в ужасной тесноте без охапки соломы. На вагонах было написано по-французски «Живой скот». Часовые орали при каждом удобном случае: «Военные преступники!» Мы ехали через Францию, цель поездки была неизвестна. На одном французском вокзале нас заставили справлять нужду за вагонами, недалеко от ожидавших отправления пассажиров, в то время как отхожее место находилось на расстоянии 20 м. Мы простаивали по много часов на вокзалах, потому что наши охранники не знали, в какой такой «Нойштадт» нас должны отправить. После десятидневного пути и ожиданий мы прибыли в барачный лагерь Нойштадт под Марбургом и легли спать на голой земле. В то время как нас вывели на поверку, бараки ограбили. Все деньги, ордена, часы – все было украдено. Жалобу оставили без последствий.

Министр Бакке снова был с нами. Он рассказал, что в лагере среди невоенных были также местные крестьяне, которых так недоставало на уборке урожая. Многие были брошены в лагерь без разбора, только из-за их фамилии: например, сорок человек носили фамилию Шварц, так как американцы искали партийного казначея. Другие также имели «подозрительные» имена. Не имея ни одной газеты, ни одной книги, нам приходилось раскладывать пасьянс, чтобы убить время.

Во время медицинского осмотра выяснилось, что 60 процентов заключенных недоедают, так, я потерял 30 фунтов, 20 находилось в катастрофическом состоянии и только 20 процентов в относительно нормальном. Люди рвали траву и добавляли ее в суп. Дважды заключенные из штатских подходили к забору из колючей проволоки. Оба были безжалостно расстреляны часовыми на вышках с 40-метрового расстояния. Холодало, необходимо было вставить рамы, и мне пришлось бритвой резать целлофан на окна. Нож у меня украли. 21 сентября у Гарпе был день рождения. Он был рассержен на слова Глейзе фон Хорстенау, который поздравил его «от имени независимого австрийца». Даже некоторые баварцы бравировали своей независимостью, как будто мы, немцы, не сражались вместе на войне и вместе проиграли ее и теперь нам предстояло отвечать за последствия.

Как утверждали сами американцы, они обеспечивали нам питание в 1500 калорий. Вследствие различных махинаций нам оставалось самое большее 800 калорий. Земля была очень холодной. Из-за истощения я спал по десять часов. Днем было одно удовольствие слушать Бакке[153]. К сожалению, он покончил с собой в Нюрнберге, после того, как на допросе ему пригрозили выдать его русским.