От солянки до хот-дога. Истории о еде и не только

На той прекрасной свадьбе все мужики напились – закуски-то не было. Ни тебе соленых огурчиков, ни маринованных помидорок, ни кислой капустки. Ни любимых салатиков!

Но я отвлеклась. Итак, я еду в Париж на поезде, и это здорово – на самолет билетов не достать, к тому же это значительно дороже. Поезд в молодости я обожала – лежи себе и смотри в окно. Купе в международном вагоне было не таким, как обычно: три полки одна над другой. Я на самой верхней.

Нас три женщины – пожилая Клавдия, замечательная, простая русская женщина, маляр по профессии, впервые ехавшая к родной сестре, угнанной когда-то в Германию и позже вышедшей замуж за француза. И некая Нина, хмурая и чем-то встревоженная дама лет сорока, очень модная, увешанная бриллиантами, везущая несколько упакованных в холстину картин. Ну и я, тогда еще тридцатилетняя. В окно мне машут муж и сын, я реву, но впереди Париж! И очень скоро я успокаиваюсь.

Да, впереди меня ждет необыкновенный, потрясающий город и встреча с любимой подругой. И вот, забравшись на самую верхнюю полку, я глазею в окно.

Первой засуетилась Клава – кряхтя, охая и не прекращая вытирать слезы, она полезла в свои необъятные баулы. Вкусно запахло жареным, печеным, маринованным – одним словом, домашней едой.

– Ну что, девки? – обратилась к нам Клава. – Давайте слезайте, хватит в окно пялиться! Обедать пора. Или ужинать, – почему-то вздохнула она.

Важная Нина сползла со средней полки неохотно, но, оглядев Клавочкины яства, громко присвистнула – жареные пирожки, котлеты, курица, маринованные огурчики, блинчики с мясом. В общем, объем и хлопотный труд налицо.

Сползла и я, скромно достав такую же жареную курицу, баночку квашеной капусты маминого производства и вареные яйца, увидев которые Клава презрительно фыркнула.

Важная Нина открыла свой кожаный саквояж. На столе появились бутылка французского коньяка, палка дефицитной копченой колбасы, тонко нарезанный сыр, лимон и коробка с пирожными.

У проводницы нашлись стопочки, и она, оглядев наш богатый стол, заметила:

– Хорошо гуляете, девки! Уважаю!

И девки загуляли. Конечно, коньяк развязал языки. Самой сдержанной и все такой же чем-то озабоченной дольше всех оставалась Нина. И только в Бресте мы поняли почему – Нина волновалась за картины. Бегала по платформе, заглядывала в глаза пограничникам, но, кажется, все прошло успешно, и после таможни и границы она расслабилась.

Но это произошло чуть позже, а пока мы с удовольствием ели и выпивали, изрядно окосев, произносили тосты.

Клавочка снова принялась плакать – еще бы! Столько лет не видеть родную сестру.

После некоторых откровений, видимо, дойдя до определенной кондиции, мы принялись рассказывать анекдоты. Скупо усмехаясь, Нина помалкивала, но потом вступила и она.

В общем, угомонились мы нескоро, а вот проснулись рано – граница, Брест, ставят другие колеса, рассчитанные на европейскую колею. И вот уже Польша. В Европе я впервые, не считая поездок в Прибалтику. Хотя в те годы для нас, советских людей, и она была заграницей.

Бедная Клавочка совсем расклеилась – плачет без перерыва, ойкает, икает и дрожит, как при высокой температуре. Я в понятном радостном возбуждении. Нина задумчива и, кажется, вся в мыслях о своем бизнесе.

Мы доедаем то, что осталось, но уже молча, без шуток и прибауток, из уважения к заплаканной Клавочке.

И вот Париж. Устало фыркая, поезд наконец останавливается. Нину встречает подруга, похожая на нее как две капли воды – модная, стильно одетая, в дорогих украшениях и тоже с хмурым и озабоченным лицом.

Охая и ахая, наша круглая Клавочка неловко скатывается со ступенек и тут же начинает рыдать – в полный голос, с всхлипываниями и причитаниями. Испуганные французы шарахаются и оборачиваются. А Клавочке наплевать – она видит сестру. И, надо сказать, похожи они как две капли воды – одинаковые полноватые и добродушные лица, одинаковые фигуры. Только одета французская сестра по-другому – темное строгое пальто, шелковая косынка, изящная обувь, красивая сумка – европейка, что скажешь. Это не наша Клавочка в огромном мохеровом берете, тяжелых сапогах и в коричневом драповом, с хиленькой норкой пальто. Сестры бросаются друг к другу в объятия после стольких лет разлуки, когда почти вся жизнь прошла порознь, когда уже внуки родились. Смотреть на все это нет сил, невозможно.

Меня встречали подруга и ее муж. Я выше рассказывала историю про ее свадьбу с французским торговым представителем. Это был брак по любви, никак не по расчету. И брак очень благополучный: квартира в центре Парижа, вилла в Кесарии, в Израиле, состоятельные родители мужа владели магазинами одежды. Французский паспорт позволял ей свободно передвигаться по миру. В начале перестройки было в большом почете русское искусство, и муж моей подруги арендовал ей помещение под галерею в самом центре Парижа – на тебе, занимайся! Ищи таланливых художников, привози их картины, размещай в галерее, продавай – в общем, делай что хочешь, если это тебе интересно. Словом, одно сплошное счастье.