От солнца к солнцу

Начинаю маршрут там, где волжскому электричеству предстоит его заканчивать — в подмосковном поселке Красный Электрик, близ Ногинска. Здесь строят одну из двух 100 приемных подстанций; вторая в Бескудникове по Савеловской железной дороге. Подстанций две потому, что линия передачи — из двух цепей, двух шеренг стальных опор, которые тянутся по всей трассе рядышком и только под самой Москвой расходятся: одна в Ногинск, другая в Бескудниково.

Старт нашему пробегу — возле последней из 4364 мачт, несущих провода от Куйбышева к Москве. Они стоят уже почти на всем пути и к Ногинску выходят из лесу прямо с востока, со стороны Орехово-Зуева. И это неожиданно: их ждешь гораздо южнее. Жигули-то от столицы на юго-восток. Почему же трасса делает такой поворот?

Проектанты объяснили: прямая линия между двумя точками всегда самая короткая, но не всегда самая удобная.

Из всех вариантов трассы, отбросив многие, оставили для окончательного выбора три: центральный, южный и северный. Центральный был кратчайшим и наиболее трудным: предстояло пересечь всю Мещерскую низменность с ее обилием болот, озер и лесов, которые столь любезны сердцам странников и охотников, и отнюдь не привлекают строителей. Больше устраивал южный путь — через Рязань, хотя и самый длинный из трех. Зато равнина, лесов меньше, близко железная дорога, шоссе. Но эту трассу решили сохранить под следующую волжскую высоковольтную линию, для которой она будет самой короткой и экономичной. Оставался вариант северный: от Москвы на Владимир, а затем уже к югу. Что тут привлекало? Трасса оказывалась короче южной и чуть длиннее центральной. На пути только краешек Мещеры. Как и на юге, железные дороги, шоссе. И самое главное, рядом районы, уже энергетически освоенные или осваиваемые. Их сети легко связать с линией из Жигулей. Вот построят станцию под Чебоксарами. И провода оттуда не придется вести до самой Москвы, их соединят с жигулевскими… Когда северный вариант был принят, «в поле» ринулись топографы, геодезисты, географы, геологи, гидрологи, гидрогеологи, метеорологи, фотографы. Они и метра не оставили на трассе невымеренным и неощупанным. И все же строители, сменившие изыскателей, вносили в проект и свое: где срезали показавшийся им лишний уголок, где, наоборот, поворачивали, чтобы обойти болото…

Едем к Мурому, к Оке!

Мурому десять веков и еще один век без малого.

Древний город, сохранивший в своем облике много старинных черт, не сразу подпустил к себе мачты с проводами. Он выслал им наперерез леса, подбросил болота. Не сдержали. А потом Муром понял, что железо ему только на пользу, к омоложению. И он задержал мачты возле себя, долго не пускал дальше, через пойму, через Оку. Это ему было нетрудно: пойма огромна, Ока широка.

Кружим среди деревень, едем мимо полей, и все время на горизонте маячат перед глазами долговязые стальные пешеходы. Никак не догнать их, все уходят и уходят от нас. Дорога в гору, под гору, снова в гору и вдруг выносит машину к самым мачтам. Ох и велики! Зачем такие?

— Пойма, — говорит мой спутник прораб. — В половодье вокруг все заливает. Весной на лодках тут плавали. Вода пыталась достать мачты, фундаменты лизала, а до железа не дотянулась…

На верхушках опор, на их длинных ажурных «руках» — монтеры. Подвешивают фарфоровые гирлянды изоляторов, натягивают провода. Для них, для монтеров, не существует понятия высоты. Они ее не ощущают. Случается, к середине пролета между мачтами не подъедешь на выдвижной телескопической вышке: озеро, болото. А надо поставить распорку между проводами — их три, — чтобы не схлестнуло разгулявшимся ветром. И тогда монтер идет по проводу. Идет, придерживаемый ремнем. А пошел бы и без ремня, только разреши… В майское половодье один так и сделал. Была суббота. Монтер спешил к семье: жена подарила ему на неделе двойню. Человеку не терпелось повидать близнецов. А Ока-чертовка разлилась, и, чтобы попасть домой, нужен крюк в десять верст. Постоял, погрустил монтер над водой, лодки нет, взглянул наверх, увидел алюминиевые нити, им же подвешенные, вскарабкался на макушку и махнул в родное Шохине через пойму по проводам. Без никакого ремня.

Вот и Ока.

Первый раз вижу такой полосатый берег; у самого уреза воды — трава, потом песок, снова зеленая полоса, за ней желтая и еще раз такое же чередование, без мягких переходов, с резкими гранями. Сверху, с холма, это в сочетании с рекой — как огромный зелено-желто-голубой флаг неведомого мне государства.