От средневековья к новому времени

Не оставалась неизменной феодальная аристократия. Часть ее эволюционировала в придворную элиту, склонную к политическим интригам, иногда вплоть до открытого фрондерства. Провинциальная аристократия, особенно сильная в приграничных, недавно присоединенных и этнически обособленных областях, обросшая дворянской клиентелой, тяготела к сепаратизму, недоброжелательно относилась к набиравшему силу абсолютизму, умело использовала, а иногда и разжигала в своих корыстных целях локальные восстания народных масс. Определенные слои среднего и мелкого дворянства группировались вокруг отдельных влиятельных аристократических родов. Имели место и самостоятельные выступления рыцарства, стремившегося сохранить свою монополию на военную службу. Небольшие группы рыцарей могли прибиться к восставшим крестьянам.

Изменялось феодальное крестьянство. Усилилась его имущественная и социальная дифференциация. Множилась беднота. Большие массы крестьян превращались в бездомных бродяг. Если богатое и среднее крестьянство было недовольно нарушением норм обычного права, ростом налогов, ренты и арендной платы, разорительным постоем солдат, то батраки, безземельные коттеры, бродячая «голь перекатная» особенно чувствительны были к росту цен, страдали от свирепых законов против бродяг. Все большая часть сельских жителей превращалась в промысловиков-надомников, отрывалась от земли. Кабальный наемный труд, беспросветная нищета истощали терпение обездоленных слоев населения, вели к крестьянским восстаниям и мятежам, диапазон типов которых чрезвычайно широк.

Заметно менялось положение горожан. Средневековое бюргерство, прикрытое броней сословно-корпоративной привилегированности, также социально расслаивалось. Цеховая верхушка была тесно связана с патрициатом. Отношение средних слоев к цеховому строю выглядело двойственным: они использовали его в той мере, в какой он отвечал их стремлению к наживе, и умело боролись с ним, когда он ставил им препоны на этом пути. Мелкие мастера, второстепенные цехи, значительная часть цеховых ремесленников, напротив, видели в цеховой системе определенные гарантии своего скромного существования, а в недоступных их пониманию потрясениях раннебуржуазного развития — темную угрожающую силу. Вместе с армией своих обнищавших собратьев, поденщиков, пришлых пауперов они составляли городской плебс. Нищий, безграмотный, угнетенный, он был легко воспламеняющимся материалом, порой превращавшимся в слепую игрушку реакционных сил.

Возникавший наряду с буржуазией мануфактурный пролетариат оставался еще менее развитым, чем она сама. Его антагонизм по отношению к буржуазии существовал в зачаточной, неосознанной форме. Однако свободный наем рабочей силы становился положительной антитезой феодальной зависимости, несмотря на все сложности и препоны на ранних этапах развития. «Борьба, которая велась в мануфактуре из-за размеров заработной платы, принимает мануфактуру как факт, — подчеркивал Маркс, — и во всяком случае не направлена против ее существования». Относительная малочисленность и территориальная распыленность ослабляли потенциальные возможности воздействия мануфактурного пролетариата на течение и исход социальных конфликтов в те времена.

Существенное влияние на возникновение и развитие социальных конфликтов оказывал абсолютизм. Как политическая надстройка феодального общества он деятельно защищал в изменившейся исторической обстановке интересы господствующего класса феодалов в целом: пресекал сепаратистские выступления феодальной аристократии, открывая вместе с тем, хотя и небескорыстно, известные возможности для буржуазного развития. Сопротивление различных кругов общества, и прежде всего народных масс, вызывала налоговая политика абсолютных монархов, в значительной мере связанная с постоянными войнами. Однако противостояние народных масс абсолютизму не было тотальным, имело свои нюансы и отклонения. Казни отдельных аристократов-сепаратистов, некоторых изуверов, истязавших крестьян, «выдача головой» народным повстанцам слишком скомпрометировавших себя придворных и чиновников, лицемерное посредничество между феодалами и крестьянами создавали королевской власти ореол источника «высшей справедливости», порождали мифы о «добрых королях и дурных советниках». По нормам обычного права король воплощал в себе верховного судью, к которому подданные могли обращаться с коллективными жалобами, если таковые не были связаны с «заведомо бунтовщическими замыслами». Рассмотрение таких жалоб часто становилось своего рода обманным маневром венценосцев, громоотводом народного возмущения.