От судьбы не уйдёшь

Казалось, прошла вечность, прежде чем Теодор сказал Марианне:

— Ты с ума сошла?

— Нет.

— Тогда я не хочу больше слушать твои глупости.

— Это не глупости, папа. Примирись с этим. Когда я пришла домой, то подготовилась к тому, чтобы вам это сказать, и рассчитывала, что вы меня ждёте, по крайней мере, ты, мама.

— Я довольно долго не могла уснуть, — ответила Сабина и побледнела. У неё появилось ощущение, что наступают решающие изменения. Устои семьи Бергер сотряслись до основания.

Доев первую булочку Марианна совершенно спокойно намазала маслом вторую.

Отец встал и пару раз прошёлся по комнате взад-вперёд. Затем остановился перед дочкой.

— Что с тобой произошло?

— Ничего.

— Мы тебя совершенно не узнаём.

— Тем не менее.

— До этого всё было в порядке. А сейчас ты средь белого дня создаёшь нам трудности.

— Какие трудности, папа? Никаких трудностей нет.

— Что же тогда?

— Самостоятельность, о которой я уже давно должна была подумать.

— Вот я и спрашиваю, кто тебя так настроил?

— Никто.

Теодор покачал головой, опять прошёлся по комнате и снова остановился перед Марианной.

— Ты же знаешь, — завёл он старую пластинку, — мы хотим тебе только хорошего. Ни я, ни мама не думаем тебя опекать, поверь нам…

— Это хорошо.

— … но мы, с другой стороны, обязаны хоть как-то контролировать. Никто из нас не имеет ничего против того, чтобы ты ходила в кино… Не правда ли, Бина? — обратился он к жене.

— Совершенно ничего, Тео.

— Ты можешь отсутствовать даже немного дольше, Марианна. Главным является то, — приблизился Теодор к главному пункту своей речи, — с кем.

— Я того же мнения, папа.

— Очевидно не совсем.

— Почему?

— С кем ты была вчера? — Теодор сделал вид, что не знает этого.

— С Вильгельмом.

— С каким Вильгельмом?

— С Вильгельмом Тюрнагелем.

Уголки рта Теодора поползли вниз, когда он услышал это имя. Это был знак пренебрежения, который стал ещё сильнее, когда она добавила:

— Прекрасный парень.

— Он?

— Да, он! Я не знаю здесь никого, с кем можно было бы его сравнить.

— Ты можешь говорить, что хочешь, — пояснил Теодор, желая закончить с этим вопросом, — но это знакомство не для тебя.

Марианна положила половинку недоеденной булочки на стол.

— И поэтому оставь его, — продолжил Теодор.

Марианна отодвинула стул и встала.

— Что такое? Ты куда? — спросил отец.

— В свою комнату.

— Но ты ещё не закончила завтракать?

— Закончила.

Когда дверь за Марианной закрылась, Теодор и Сабина некоторое время смотрели ей вслед, как будто ожидали, что придёт конец этому заблуждению и дочь опять к ним вернётся.

Через некоторое время первым заговорил Теодор.

— Я этого не допущу.

— Чего не допустишь? — спросила Сабина.

— Такого поведения.

Сабина смотрела на вещи реалистично.

— Поведение, — сказала она, — играет второстепенную роль. Причиной является парень, о котором она думает.

— Я его от неё отважу. Можешь на меня положиться.

Сабина произнесла с сомнением:

— Не знаю, Тео, но чувствую, что это будет не так просто.

— Вот увидишь.

— Что ты сделаешь, если это повторится?

— Что повторится?

— Что она просто встанет и уйдёт в свою комнату.

Такая перспектива вывела авторитарного Теодора из себя.

— Я дам ей пару подзатыльников, — заявил он.

— О нет, — возразила Сабина. — Не забывай, что она уже взрослая. Ты знаешь, чего ты этим добьёшься?

— Что она будет слушаться.

— Нет, она уйдёт из дома, и мы увидим её потом не скоро. Сейчас такое происходит повсюду.

Теодор немного уступил. Сдержанным тоном он ответил:

— Куда она уйдёт?

— К нему. Многие так живут.

— Он, наверняка, сам ютится в какой-нибудь берлоге.

— Тогда куда-нибудь ещё. Ужаснее всего, если в какую-нибудь коммуну.

Теодор ужаснулся.

— В коммуну? Ты с ума сошла? Только не Марианна.

— Когда у неё не будет другого выхода…

— В Гельзенкирхене нет коммун.

— Но есть в других городах: в Дортмунде, в Эссене, в Бохуме…

— Повсюду, где живут студенты, — перебил её Теодор раздражённо.

— Не только. Есть у них ещё одна в Кастроп-Раукселе.

— Бедная Германия! — Единственное, что Теодор мог сказать по этому поводу.

Затем он на некоторое время замолчал и задумался над тем, что же будет дальше не только с дочкой, но и со всей немецкой нацией. Результат получился неутешительный. Другое дело — Сабина. Её размышления были не такими масштабными.

— Ты должен что-нибудь предпринять, — сказала она.

— Что именно?

— Но не с ней, — продолжила она. — С ним.

— Что именно ты имеешь ввиду?

— Ты должен ему всё объяснить. Кто он такой? Что он из себя представляет? Представляет ли он себе свое положение и положение нашей дочери? Какой у него характер? Если он у него есть, то твои замечания приведут к тому, что он от неё отступится, понимаешь? И проблема будет решена.

— А если проблемы не существует? Если у Марианны с ним ничего особенного не нет? Если мы оба, так сказать, «накручиваем»? Что тогда? Тогда это будет смешно выглядеть, Бина.

Так как Сабина была уверена в своей правоте, то покачала головой.

— Нет, нет, Тео! Не будет. Она в него влюбилась, вероятно, даже сильнее, чем сама себе представляет. Как мать, я чувствую это безошибочно. Поэтому ситуация действительно опасная, Тео, можешь мне поверить.