От судьбы не уйдёшь

— Вильгельм, — сказала она, — вы понимаете разницу между «касаться» и «щупать»?

Он задумался. Это длилось недолго, и он ответил:

— Да.

Для большей уверенности Марианна сказала:

— Что делает слепой, когда ищет ручку двери? Он щупает её. А что не разрешается делать в продовольственном магазине? Прикасаться к товару.

— Да, — кивнул Вильгельм, — я понимать.

— Неосязаемое — это то, — продолжила Марианна, — что нельзя пощупать, так как оно не существует. А неприкасаемый — это то, к чему нельзя прикасаться, из гигиенических соображений или, например, к священному. Ясно?

Ответ Вильгельма сопровождался единственным словом, которое подтверждало абсолютное понимание:

— Табу.

— Совершенно верно, — обрадовалась Марианна. — Вы правильно поняли.

— Я есть табу для полиции. Запрещение на посещение трактира невозможно. Что тогда?

Марианна со смехом пожала плечами.

— Я не знаю, — сказала она и добавила, — Я исчерпала свою латынь.

Было ясно, что Вильгельм опять попался на крючок.

— Что это означать, извините?

— Что?

— Что значит «исчерпать свою латынь»?

После того, как Марианна объяснила ему, что это выражение означает «зайти в тупик», или «не знать, как быть дальше», он сказал полушутя, полусмущенно:

— Я тоже исчерпал свою латынь.

— Почему?

— Чтобы пить чай, я иметь только одна чашка для вас.

— Ну и что? — сказала Марианна, став жертвой небольшого недоразумения. — Одной мне вполне достаточно, мне не нужно две.

— Да, — кивнул Вильгельм, — одной достаточно для вас, но недостаточно для меня. Вы понимаете?

— Конечно, — ответила Марианна. — Но в этом нет проблемы. Сделайте его не таким крепким, тогда хватит и вам. Я не люблю очень крепкий.

Слегка отчаявшись, Вильгельм сказал:

— Вы меня не поняли. Вы думаете, что я говорить о чае, о запасах. Я говорить о посуде, когда говорить, что иметь только одну чашку. Чая иметь я много.

— Ах, вот в чём дело! — воскликнула Марианна и рассмеялась. — Теперь вы видите, Вильгельм, что я глупая. Несообразительная, дальше некуда.

Вильгельм не поддержал её смех, и сказал серьёзно:

— Вы ни в коем случае не глупая. Идиот есть я, так как не смог лучше выразиться и ввёл вас в заблуждение.

Марианна перестала смеяться.

— Нет, Вильгельм, — ответила она не менее серьёзно, — вы не идиот, и не думайте так. Представьте себе обратную ситуацию, то есть когда я находилась бы на вашем месте и должна была бы овладеть русским. — Она хлопнула себя руками по голове. — Великий Боже, что я могла бы сказать!

Сквозь окно в комнату проник шум прибывающего поезда. Вильгельм подождал, когда станет опять тихо и сказал:

— Теперь делать я, наконец, чай.

Марианна последовала за ним на кухню. Вторую чашку для Вильгельма Марианна взяла на время из кухонного шкафа госпожи Крупинской.

В комнате Вильгельма наступило тихое и замечательное время — тихое в том смысле, что говорить друг с другом было невозможно из-за шума, доносившегося с вокзала.

Естественно, что в комнате повисло эротическое напряжение, разряд которого казался неизбежным. Требовался только повод.

«Что мне делать, — спрашивала себя Марианна, — когда мы допьём чай и ситуация станет опасной? Она может стать такой. Как я не подумала об этом раньше».

Вильгельм в это время думал о Наташе в далёкой России, которой обещал, что никогда её не забудет. «Если бы она в это время была здесь, в этой комнате, вместе со мной, что бы она сказала? Не знаю, — думал Вильгельм, — хотя нет, знаю! Даже довольно точно! Она бы сказала: — Пей быстрее, Вильгельм, и иди ко мне… И я не заставил бы её просить два раза», — подумал он, допивая чай. Когда он заметил, что Марианна последовала его примеру, то спросил:

— Хватит? Или ещё?

— Нет, спасибо.

— Мне тоже хватит.

«Что мне делать, — подумала Марианна, — если он сейчас…»

Она сидела за столом напротив Вильгельма. Он встал.

Марианна мгновенно спросила:

— Что вы хотите делать?

— Отнести чашки на кухню.

Пока отсрочка.

Марианне было ясно, что она должна решить, как себя вести, если после возвращения Вильгельма она захочет попробовать на нём своё девичье обаяние.

Время прошло быстро. Казалось, что не прошло и минуты, как Вильгельм вернулся. Этого времени Марианне не хватило, чтобы прийти к какому-либо решению. Его хватило лишь на то, чтобы поменять место и со стула пересесть на мягкую софу. «Надеюсь, он не поймёт это неправильно», — подумала она при этом.

Сначала Вильгельм сообщил, что чашку госпожи Крупинской помыл и поставил в шкаф. Потом он сел, правда, опять на свой стул.

— Вильгельм, — сказала Марианна, — вы можете доставить мне удовольствие?

Он, молча, кивнул и сделал это так торжественно, что это подействовало убедительнее самой торжественной клятвы.

— Тогда, — продолжила Марианна, — вы должны мне кое-что позволить.

— Что именно?

— Что я дам вам чо-нибудь для домашнего хозяйства.

— Для домашнего хозяйства?

— Посуду, столовые приборы и так далее. Этого добра в нашем гостевом доме в изобилии.

— Нет!

— Почему нет?

Лицо Вильгельма стало мрачным.

— Вы не станете этого делать!

— Но, Вильгельм…

— Нет! Не надо лишних слов.